Образ Ассоль при этом сливается с образом Золушки, Грей превращается в принца, отыскавшего по башмачку свою суженую. … Но просто ждать – этого слишком мало для чуда. Судьбоносной ночью, когда Грэй дремал у костра на берегу, а мысль его «бродила в душе вещей» , Ассоль проснулась:
«Вдруг нечто, подобное отдалённому зову, всколыхнуло её изнутри и вовне, и она как бы проснулась ещё раз от явной действительности к тому, что явнее и несомненнее. С этой минуты ликующее богатство сознания не оставляло её».
Душа юной девушки звучала, «как оркестр» .
В обыденной жизни мы, как правило, заглушаем едва внятные, порой бессвязно-туманные позывные иных миров, иных состояний. О людях, которые слышать «отдалённый зов» , мы говорим: у них хорошо развита интуиция. Но что же мешает нам самим развивать в себе интуицию слушать и слышать многообразные голоса вселенной духа? Как правило, нашу распознавать сжигает страх: страх оказаться смешным, страх перед непонятным, перед открывающимися глубинами собственного сознания.
Сердце Ассоль проснулось «от явной действительности к тому, что явнее и несомненнее» . Сквозь наложения бытовых картин, кажущихся очевидно-несомненными, сквозь паутину обыденности она смогла увидеть высокую реальность гармонии души и мира, реальность и явственность соединённых судеб – и не заглушила в себе этот голос, испугавшись: «А что подумают другие? » – и пошла на зов.
Грэй увидел спящую Ассоль: «Быть может, при других обстоятельствах эта девушка была бы замечена им только глазами, но тут он иначе увидел её».
Он надевает кольцо на палец девушки и думает, что «подсказывает жизни нечто существенное, подобное орфографии» .
Лонгрен, увидев дочь, был поражён: она почти испугала его «светом взгляда, отразившего возбуждение. Казалось, открылось её второе лицо – то истинное лицо человека, о котором обычно говорят только глаза» .
Сам Грин определяет это чувство так:
«…Ассоль встрепенулась, как ветка, тронутая рукой, и засмеялась долгим, ровным смехом тихого торжества» ; чуть ниже он говорит, что Ассоль отвечала отцу, едва «победив ликование» .
Тонкий разбор психологического состояние человека, пережившего катарсис, дан Грином в главе VI «Ассоль остаётся одна» .
Эпизод встречи Ассоль и Грэя – рассказ о подлинной драгоценности человеческого бытия. В монологе Грэя звучат важные для постижения смысла книги слова:
«…я понял одну нехитрую истину. Она в том, чтобы делать так называемые чудеса своими руками. Когда для человека главное – получать дражайший пятак, легко дать этот пятак, но, когда душа таит зерно пламенного растения – чуда, сделай ему это чудо, если ты в состоянии. Новая душа будет у него и новая у тебя» .
Обновляется не только душа принимающего чудо, но в первую очередь душа дарящего, созидающего это чудо. Гриновская идея обновления человека – дарящего, деятельного – звучит в каждом произведении Ефремова.
Уже по самому имени видно, что она когда-то произошла от башмака; но когда, в какое время и каким образом произошла она от башмака, ничего этого неизвестно. И отец, и дед, и даже шурин и все совершенно Башмачкины ходили в сапогах, переменяя только раза три в год подметки. Имя его было: Акакий Акакиевич. Может быть, читателю оно покажется несколько странным и выисканным, но можно уверить, что его никак не искали, а что сами собою случились такие обстоятельства, что никак нельзя было дать другого имени, и это произошло именно вот как: родился Акакий Акакиевич против ночи, если только не изменяет память, на 23 марта. Покойница матушка, чиновница и очень хорошая женщина, расположилась, как следует, окрестить ребенка. Матушка еще лежала на кровати против дверей, а по правую руку стоял кум, превосходнейший человек, Иван Иванович Ерошкин, служивший столоначальником в сенате, и кума, жена квартального офицера, женщина редких добродетелей, Арина Семеновна Белобрюшкова. Родильнице предоставили на выбор любое из трех, какое она хочет выбрать: Моккия, Соссия, или назвать ребенка во имя мученика Хоздазата. „Нет, подумала покойница, имена-то всё такие.“ Чтобы угодить ей, развернули календарь в другом месте; вышли опять три имени: Трифилий, Дула и Варахасий. „Вот это наказание“,проговорила старуха: „какие всё имена, я право никогда и не слыхивала таких.
1)Если собраться с мыслями , подумать , помечтать , посмотреть и посмотреть планы на будущее , просто помечтать 2) Иногда , ночью , порой засыпая , в голову начинают лезть всякие мысли , летят в голову желания и соответственно хочется думать и помечтать( или просто " хочется мечтать") 3)Я люблю думать , я люблю собираться с мыслями , это мои любимые занятия в свободное время , я люблю мечтать , это приносит мне большое удовольствие и мне нравится заниматься этим , естественно мечтать полезно , развивать своё разнообразие , мечтать это чудесно (И можно добавить тезис и док-во) Как то так :)
«Вдруг нечто, подобное отдалённому зову, всколыхнуло её изнутри и вовне, и она как бы проснулась ещё раз от явной действительности к тому, что явнее и несомненнее. С этой минуты ликующее богатство сознания не оставляло её».
Душа юной девушки звучала, «как оркестр» .
В обыденной жизни мы, как правило, заглушаем едва внятные, порой бессвязно-туманные позывные иных миров, иных состояний. О людях, которые слышать «отдалённый зов» , мы говорим: у них хорошо развита интуиция. Но что же мешает нам самим развивать в себе интуицию слушать и слышать многообразные голоса вселенной духа? Как правило, нашу распознавать сжигает страх: страх оказаться смешным, страх перед непонятным, перед открывающимися глубинами собственного сознания.
Сердце Ассоль проснулось «от явной действительности к тому, что явнее и несомненнее» . Сквозь наложения бытовых картин, кажущихся очевидно-несомненными, сквозь паутину обыденности она смогла увидеть высокую реальность гармонии души и мира, реальность и явственность соединённых судеб – и не заглушила в себе этот голос, испугавшись: «А что подумают другие? » – и пошла на зов.
Грэй увидел спящую Ассоль: «Быть может, при других обстоятельствах эта девушка была бы замечена им только глазами, но тут он иначе увидел её».
Он надевает кольцо на палец девушки и думает, что «подсказывает жизни нечто существенное, подобное орфографии» .
Лонгрен, увидев дочь, был поражён: она почти испугала его «светом взгляда, отразившего возбуждение. Казалось, открылось её второе лицо – то истинное лицо человека, о котором обычно говорят только глаза» .
Сам Грин определяет это чувство так:
«…Ассоль встрепенулась, как ветка, тронутая рукой, и засмеялась долгим, ровным смехом тихого торжества» ; чуть ниже он говорит, что Ассоль отвечала отцу, едва «победив ликование» .
Тонкий разбор психологического состояние человека, пережившего катарсис, дан Грином в главе VI «Ассоль остаётся одна» .
Эпизод встречи Ассоль и Грэя – рассказ о подлинной драгоценности человеческого бытия. В монологе Грэя звучат важные для постижения смысла книги слова:
«…я понял одну нехитрую истину. Она в том, чтобы делать так называемые чудеса своими руками. Когда для человека главное – получать дражайший пятак, легко дать этот пятак, но, когда душа таит зерно пламенного растения – чуда, сделай ему это чудо, если ты в состоянии. Новая душа будет у него и новая у тебя» .
Обновляется не только душа принимающего чудо, но в первую очередь душа дарящего, созидающего это чудо. Гриновская идея обновления человека – дарящего, деятельного – звучит в каждом произведении Ефремова.