Мы находимся в самом сердце столицы, в историческом месте-перед Красной площадью.Поднимаясь по Васильевскому спуску и оставляя за собой набережную Москвы-реки, мы предстаём перед уникальным творением зодчих ХVI века, собором Василия Блаженного.Слева мы видим башню Кремля, с главными курантами страны.Перед собором находится лобное место и памятник памятник Минину и Пожарскому.Чуть правее начинаются торговые линии ГУМа, Верхние торговые ряды архитектуры ХIХ века.Напротив ГУМа располагается Сенатская башня и Мавзолей Ленина.Впереди, в конце площади, высится здание Исторического музея, с примкнувшими к нему зданиями монетного двора и Московской городской думы.Красная площадь предстаёт перед нами во всём своём величии, но чтобы обойти все её достопримечательности, потребуется несколько часов.
Мы находимся в самом сердце столицы, в историческом месте-перед Красной площадью.Поднимаясь по Васильевскому спуску и оставляя за собой набережную Москвы-реки, мы предстаём перед уникальным творением зодчих ХVI века, собором Василия Блаженного.Слева мы видим башню Кремля, с главными курантами страны.Перед собором находится лобное место и памятник памятник Минину и Пожарскому.Чуть правее начинаются торговые линии ГУМа, Верхние торговые ряды архитектуры ХIХ века.Напротив ГУМа располагается Сенатская башня и Мавзолей Ленина.Впереди, в конце площади, высится здание Исторического музея, с примкнувшими к нему зданиями монетного двора и Московской городской думы.Красная площадь предстаёт перед нами во всём своём величии, но чтобы обойти все её достопримечательности, потребуется несколько часов.
Начинается все с описания Грузии, цветущей "за гранью дружеских штыков" России и ее столицы, которую обнимают струи Арагвы и Куры. Проезжая через Тифлис, русский генерал оставляет в монастыре плененного в горном ауле мальчика, который по пути заболел. Со временем дичащийся людей мальчик забывает свой язык начинает говорить на грузинском и даже готовится к постригу. Но, накануне пропадает. Его, истощенного и без памяти приносят в монастырь. Мапьчик приходит в себя, но отказывается есть, и не общается ни с кем. Монахи понимают, что он торопит свою смерть и посылают к нему монаха, который выходил его в первый раз и на самом деле любил мальчика. Тот вскоре узнает, что мальчик, давший некогда себе обет вернутся в свой аул, запомнил дорогу и пытался сдержать свое слово. Его целеустремленность и воля были так крепки, что встретившись ночью с барсом, безоружный мальчик победил его и продолжил свой путь. Просто невероятно, как пришлый Лермонтов понял это, но он понял основное в человеке с Кавказа - совершая любой поступок, Мцыри примеривает его к обычаям своего аула. Вот и победив барса, он говорит себе, что вероятно в своем ауле он был бы не из последних удальцов. Его стремление так велико, что проснулась память, он вспомнил свой аул, лица родных. Но он заблудился и совершив большой круг вернулся снова к монастырю. У каждого раба есть два стража - внешний, - это другие люди и правила, силы которые принуждают следовать этим правилам. Легко преодолев внешнего стража - монахов и монастырь, Мцыри попал под воздействие внутреннего стража - созданного воспитанием рабства души. Мцыри осознает, что он не заблудился, внутренний страж, - рабство души оказался сильнее его воли к свободе. Именно это понимание дает ему основание и волю покончить с жизнью, что бы не жить рабом. Мальчик умирает, попросив его похоронить так, что бы ветер с гор мог иногда доносить до него обрывок родной речи, а не только горную прохладу.
Вот написал и ощущаю себя варваром, - стихи нельзя пересказывать, это как малярной кистью рисовать Джоконду, получится грубо и не похоже. Стихи надо читать, потому что кроме простого повествования в стихах есть красота недосказанности, многозначность и величие.
Вот отрывок из боя с барсом, помню, этот отрывок заучили все мальчики моего класса.
Я ждал. И вот в тени ночной
Врага почуял он, и вой
Протяжный, жалобный как стон
Раздался вдруг... и начал он
Сердито лапой рыть песок,
Встал на дыбы, потом прилег,
И первый бешеный скачок
Мне страшной смертью грозил...
Но я его предупредил.
Удар мой верен был и скор.
Надежный сук мой, как топор,
Широкий лоб его рассек...
Он застонал, как человек,
И опрокинулся.
Но вновь,
Хотя лила из раны кровь
Густой, широкою волной,
Бой закипел, смертельный бой!
Ко мне он кинулся на грудь:
Но в горло я успел воткнуть
И там два раза повернуть
Мое оружье... Он завыл,
Рванулся из последних сил,
И мы, сплетясь, как пара змей,
Обнявшись крепче двух друзей,
Упали разом, и во мгле
Бой продолжался на земле.
И я был страшен в этот миг;
Как барс пустынный, зол и дик,
Я пламенел, визжал, как он;
Как будто сам я был рожден
В семействе барсов и волков
Под свежим пологом лесов.
Казалось, что слова людей
Забыл я - и в груди моей
Родился тот ужасный крик,
Как будто с детства мой язык
К иному звуку не привык...
Но враг мой стал изнемогать,
Метаться, медленней дышать,
Сдавил меня в последний раз...
Зрачки его недвижных глаз
Блеснули грозно - и потом
Закрылись тихо вечным сном;
Но с торжествующим врагом
Он встретил смерть лицом к лицу,
Как в битве следует бойцу! ..