«Вот злонравия достойные плоды». Этой фразой заканчивается комедия писателя-сатирика Д.И. Фонвизина. Комедия написана в стиле классицизма с соблюдением всех требований данного направления. Это ярко выраженная мораль, положительные и отрицательные герои, соблюдение трёх единств. Чиновник Правдин, приехав в имение к помещице Простаковой, расследует факты злодеяний, которые бесчеловечная крепостница допускала по отношению к своим «подданным», крепостным крестьянам, «людям». Про её жестокость и злонравие становится известно в «правительстве», то есть в официальных кругах. Правдин, Стародум, Софья являются свидетелями того, как эта безграмотная, невежественная, алчная женщина в своих руках держит всю власть в доме, как окружающие её домашние, члены её семьи, ненавидят её; а слуги, находясь в полной от неё зависимости, трепещут при любом проявлении злобы и самодурства госпожи. Слово «злонравие» имеет неоднозначный и широкий смысл. Крепостное право как часть общественного устройства России ведёт за собой самые разрушительные и пагубные последствия. Зло крепостничества разрушает души и портит нравы господ, помещиков-крепостников, и делает несчастной жизнь зависимых от них крепостных. Всесильная и властная Простакова уверена в своей безнаказанности, поэтому она в любое время может устроить «таску» виновным перед нею слугам, а уж у неё «всякая вина виновата»: за что их обвинить, помещица всегда найдёт. Когда не состоялось похищение Софьи, Простакова гневно восклицает: «За людей приниматься!», имея в виду своих дворовых. Духовные интересы у Простаковой, Скотинина, Митрофана отсутствуют. Они стремятся лишь к обогащению и удовлетворению своих корыстных интересов. «Злонравие» порождает в людях узость мышления, бедность переживаний, нежелание участвовать в общественной жизни. Простакова обожает своего ленивого и недалёкого Митрофанушку и знать не хочет о том, что он не только её сын, но и гражданин России, призванный служить интересам общества и государства. Простакова безнадёжно испортила характер сына своим, так называемым, «воспитанием». Он груб, чёрств душою и проявляет при этом неблагодарность к матери, которая ищет в нём поддержку и опору. Когда чиновник Правдин как представитель власти готов строго спросить с Простаковой за её злодеяния, а имение взято под опеку «правительством», помещица совершенно теряет голову от горя и унижения. Отчаявшись, она просит поддержки у Митрофана, но недоросль равнодушен к родительницы. «Да отвяжись, матушка! Как навязалась!» — восклицает он. Поведение неблагодарного сына вызывает возмущение даже у чужих людей, Правдина и Стародума. Стародум как лицо официальное определяет дальнейшую судьбу молодого дворянина: ему предстоит «служить». Митрофан встречает это решение равнодушно: «По мне, куда велят!» Пьеса заканчивается изображением горя матери и неудавшейся судьбы сына. «Вот злонравия достойные плоды!» Произведение «Недоросль», созданное Д.И. Фонвизиным в 1782 г., является реалистическим по идее и поучительным по смыслу. Комедия соответствовала основным требованиям классицизма как литературного направления. Она несла в себе идею нравственного укрепления русского общества, содержала критику крепостничества как одного из главных пороков в социальном устройстве России. Воспитать из недорослей подлинных граждан своего отечества — задача Фонвизина, художника мыслящего, просвещённого, который «служил России, её интересам, своему народу».
Как-то раз встретил один барин солдата. Солдат стал хвалить свою шинель, что дескать на ней можно и спать, и одеться в нее, и голову на неё положить. Понравилось это барину, он и купил у солдата её за двадцать пять рублей. Принёс домой и показал жене. Постелил он шинель, а голову положить не на что и одеться не во что. Пошёл барин жаловаться на солдата, что якобы тот его обманул. А солдат расстелил шинель, голову на рукав положил и накрылся полою. Полковой командир похвалил солдата и сказал барину, что после работы человек может спать и на камне, а тот, кто не работает, тот и на перине не уснет.
Месяц величаво поднялся на небо ...
Чего бы я не дал, чтобы узнать, что у неё на сердце, кого она любит!
Мороз увеличился, и вверху так сделалось холодно, что чёрт перепрыгивал с одного копытца на другое и дул себе в кулак, желая сколько-нибудь отогреть мерзнувшие руки.
Мороз подрал по коже кузнеца; испугавшись и побледнев, ...
пойдет ли, бывало, Солоха в праздник в церковь, надевши яркую плахту с китайчатою запаскою, а сверх ее синюю юбку, на которой сзади нашиты были золотые усы, и станет прямо близ правого крылоса, то дьяк уже, верно, закашливался и прищуривал невольно в ту сторону глаза; голова гладил усы, заматывал за ухо оселедец и говорил стоявшему близ его соседу ...
Дворянки в зеленых и желтых кофтах, а иные даже в синих кунтушах с золотыми назади усами, стояли впереди их
Но однако ж успокоив себя тем, что в следующую неделю исповедается в этом попу, и с сегоднишнего же дня начнет бить по пятидесяти поклонов через весь год, заглянул он в хату; но в ней не было никого. Видно, Солоха еще не возвращалась. Бережно вынул он из пазухи башмаки и снова изумился дорогой работе и чудному происшествию минувшей ночи; умылся, оделся как можно лучше, надел то самое платье, которое достал от запорожцев, вынул из сундука новую шапку из решетиловских смушек с синим верхом, которой не надевал еще ни разу с того времени, как купил ее еще в бытность в Полтаве; вынял также новый всех цветов пояс; положил всё это вместе с нагайкою в платок и отправился прямо к Чубу.
Спереди совершенно немец:* узенькая, беспрестанно вертевшаяся и нюхавшая всё, что ни попадалось, мордочка, оканчивалась, как и у наших свиней, кругленьким пятачком, ноги были так тонки, что если бы такие имел яресковский голова, то он переломал бы их в первом козачке. Но зато сзади он был настоящий губернский стряпчий в мундире, потому что у него висел хвост, такой острый и длинный, как теперешние мундирные фалды; только разве по козлиной бороде под мордой, по небольшим рожкам, торчавшим на голове, и что весь был не белее трубочиста, можно было догадаться, что он не немец и не губернский стряпчий, а просто чорт, которому последняя ночь осталась шататься по белому свету и выучивать грехам добрых людей
Одна только ночь оставалась ему шататься на белом свете; но и в эту ночь он выискивал чем-нибудь выместить на кузнеце свою злобу.
Хоть весь околодок выходи своими беленькими ножками, не найдешь такого!
И еще белее казался свет месяца от блеска снега.
Пожилые женщины в белых намитках, в белых суконных свитках, набожно крестились у самого входа церковного
Но впереди всех стояли дворяне и простые мужики с усами, с чубами, с толстыми шеями и только что выбритыми подбородками, все большею частию в кобеняках, из-под которых выказывалась белая, а у иных и синяя свитка.