Образ Пугачева в романе А.С Пушкина "Капитанская дочка"-это образ народа,народного гнева ,бунтарства русской души и беспощадной силы.Художественный образ Пугачёва изображён в соответствии с литературными принципами произведения,а не с историческими принципами исследований,поэтому автор даёт представление о Пугачёве,как о человеке,а не как о кровавом и бессердечном главаре бунта.
Есенин создаёт сложный образ Пугачёва-это сильный,решительный человек,который обдуманно идёт на восстание,оценив всю боль народную и услышав мольбы людские.Емельян пытается построить крестьянский раз,изменить жизнь к лучшему.Пугачёв не сторонник жестокого мятежа,беспощадного и стихийного.Он хочет справедливой войны,
подготовленной,жестокость наряду с доверчивостью атамана.За новый мир он идёт до конца,не веря в поражение,но соратники предают его.Трагедия Пугачёва в том,что он не смог передать людям силу своей веры в победу,он не смог обуздать стихию бунта и остаётся один,попадая на плаху.
Сходства :
-Емельян Пугачёв-казак,истинный сын своей Родины.
-Жесток и беспощаден к врагам,но в тоже время,доверчивый,как ребёнок и благодушен к тем,кто был с ним добр.
-Умеет понимать русских мужиков,ведёт их за сбой,зная свою обречённость.
-Народ любит Пугачёва,давно ждал такого атамана,за которым идти на смерь не страшно.Народный идеал,любящий свой народ и готовый умереть за него.
-Емельян-человек чести и слова,не смотря на своё недворянское происхождение.
Беликов, из рассказа “Человек в футляре”, с его постоянным, опасливым “как бы чего не вышло”,— человек, запуганный жизнью. Но, оказывается, его самого, опасающегося всего на свете, боялась вся гимназия, весь город. И здесь Чехов идет гораздо дальше изображения одного гротескового “уникального” персонажа. Беликова не стало. Все вздохнули с облегчением. Но не больше недели, и жизнь потекла по-прежнему, такая же суровая, утомительная, бестолковая, жизнь, не запрещенная циркулярно, но и не разрешенная вполне, не стало лучше. И в самом деле, Беликова похоронили, а сколько еще таких человеков в футляре осталось, сколько их еще будет!”
В самых разных людях сидит кусочек “футляра”, люди заражены опаснейшим микробом равнодушия. Вот ведь учитель Буркин, рассказавший о Беликове, как будто понимает до конца смысл рассказанного. Но когда Иван Иванович, взволнованный услышанной историей, начинает говорить обо всей окружающей жизни — сонной, праздной, футлярной, Буркин спокойно перебивает его: “Ну, уж это вы из другой оперы... Давайте спать”.
Кончается рассказ так: “И минут через десять Буркин уже спал. А Иван Иванович все ворочался с боку на бок и вздыхал, а потом встал, опять вышел наружу и, севши у дверей, закурил трубочку”. Казалось бы, обыкновенный, спокойный, житейский конец. Но у Чехова ничего не бывает “просто так”. И не просто бессонницей страдает Иван Иванович. Его томит беспокойство, тревога, мучают мысли о напрасно прожитой жизни. На следующий день он рассказывает историю (которая навеяна рассказом Буркина и которую тот не захотел слушать) о своем брате и о кислом крыжовнике, ставшем венцом человеческих желаний. Но — опять кусочек “футляра” — Алехин не очень-то понял то, что услышал, как пишет Чехов, “он не вникал”.
Третью историю рассказывает Алехин, человек, замороченный хлопотами по хозяйству, заботами о крупе, сене, дегте. Казалось бы, все живое навсегда уснуло в его душе. Но он говорит о любви, которая едва не перевернула всю его жизнь. И может быть, в этом “едва” — смысл многих произведений Чехова 1890-1900 годов. Герои рассказа “О любви” любят друг друга, как будто созданы друг для друга, кажется, вот-вот и они перестанут скрывать любовь и соединят свои судьбы. Но проходит год за годом, жизнь идет своим чередом, обычная, бестревожная, а они все еще не делают решающего шага.
В ряде произведений зрелого Чехова сюжет — не цепь развивающихся события, но скорее ожидание главного события, действия, которое не происходит. Все снова течет по старому руслу. Алехин объясняется в любви только в момент расставания навсегда.
Никитин (“Учитель словесности”) хочет порвать с миром скучных, ничтожных людей, но еще не в силах сделать это.
В душе Ионыча загорелся было огонек любви — и тут же погас.
Тщетно стремятся в Москву три сестры.
Дядя Ваня, казалось, поднял бунт против ученой бездарности, но это не более чем короткая вспышка — она ничего не изменит.
Чеховские произведения строятся как своего рода испытание героя действием — испытание, которого он не выдерживает. Но писатель не теряет веры в героя, упрямо продолжает исследовать, испытывать его душу и характер. “Я понял, что когда любишь, то в своих рассуждениях об этой любви нужно исходить от высшего, от более важного, чем счастье или несчастье, грех или добродетель в их ходячем смысле, или не нужно рассуждать вовсе”.