Лет десять назад у нас был опубликован рассказ американского писателя Гамильтона “Невероятный мир”. Прибывшие на Марс космонавты, к своему удивлению, встречают на этой пустынной планете многочисленное и странное население. Монстры, один другого страшнее и несообразнее: многоголовые, многоногие, злющие и бес все вооруженные нестреляющим оружием; почему-то здесь есть и красотки. Откуда этот сброд? Оказывается, из фантастики. На Марсе материализуются бредовые измышления безответственных фантастов. Но теперь, раскрыв тайну человеческого воображения, обиженные марсиане садятся за пишущие машинки, и вот уже по Нью-Йорку шагает уродливый великан — отныне марсианский бред материализуется на Земле. Рассказ этот пародийный — он высмеивает бытовавшую на Западе авантюрную фантастику, “космическую оперу”. Но сейчас я хотел бы обратить внимание на другое: рассказ этот не только пародиен, но и символичен. Да, действительно, нашу Землю окружает некий невероятный мир, который называется космосом, невообразимо обширный, необыкновенно пустой, с миллиардами километров “ничего”, пронизанного только лучами, простреливаемого метеоритной пылью. Быть может, — ручаться нельзя — сотни и тысячи лет люди будут рыскать в этой пустоте между мерзлыми глыбами и раскаленными сгустками газа, прежде чем найдут какое-то подобие жизни, не говоря уже о разуме. Но и сейчас, помимо этого подлинного космоса, мерзло-пустого, создан в читательских головах еще один космос, воображаемый, где носятся взад и вперед ракетные корабли, пороховые, водородные, атомные, мезонные, анамезонные, фотонные, внепространственные, ноль—пространственные, — необозримый мир, густо населенный героями, космос литературный, придуманный писателями в соответствии с их симпатиями, личными, классовыми, историческими, национальными, профессиональными. И население получилось до того пестрое, что разобраться в нем нелегко — нужно сопоставлять вкусы и взгляды писателей разных стран и разных времен. Нельзя, свалив два десятка рассказов в одну кучу, сказать: вот литературные герои космоса. Нужны еще примечания — что за герои, откуда, требуется этакий адрес-календарь — “кто есть кто” в литературном космосе, что за герой, кто послал его, куда и с какой целью.
Русть сидела у окна. Поглядывая в окно и потихоньку, глоток за глотком, отхлебывая горячий чай из чашки, откуда выглядывала большая палочка корицы.
Грусть была невозмутима и трогательно мила, изредка смахивая мелкие слезы. Совершенно невозможно было сказать, что на этот раз растрогало ее тонкую натуру.
Дождя уже не было. С крыши дома напротив, где под козырьком сидели воробьи, капали последние дождинки. Они медленно отделялись от крыши и летели, одна за другой, вниз, где сочно разбивались об асфальт, брызгами отпугивая первых прохожих, вышедших из дома после дождя.
Белая занавеска вдруг несмело пошевелилась, потом ее резко отдернули, и в окне показалась улыбчивая физиономия Радости. Она хрустела бубликом с видимым аппетитом, рассматривая расплывшиеся внизу лужи. Те жирно блестели на мокром асфальте, который еще час назад безжалостно грело солнце. А потом вдруг внезапно заколотивший по листве дождь остудил его, да так, что легкий пар начал подниматься над его поверхностью.
Радости не нужно было никаких поводов, чтобы веселиться. Часто выходило так, что она вообще не задумывалась над жизнью: просто делала, что хотела. Грусть в такие моменты начинала наизусть ей читать басню про стрекозу и муравья. На что Радость называла ее «букой», хватала за руку и тащила то купаться, то играть в снежки, то пробовать имбирный лимонад, то заниматься всякими шалостями.
И хотя Радость, и Грусть были одного возраста, вторая была несравнимо старше ее. По крайней мере, ей самой так казалось, когда он выговаривала Радости за очередной ее легкомысленный поступок.
Они всегда были неразлучны, хотя родились в один день в один и тот же час. Они были близнецами, только совсем разными по характеру и отношению к жизни. И не было без Радости Грусти, и Грусти становилось не по себе, если вдруг Радость задерживалась, допоздна смотря на звезды. А когда в ее окошке загорался свет, Грусть становилась не такой грустной и могла спокойно почитать что-нибудь из английской литературы 19 века и заснуть.
Так и в человеке обязательно уживаются самые разные его черты, совсем непохожие друг на друга, но именно они окрашивают мир вокруг в самые невероятные сказочные оттенки. И не столь важно, если Грусть задержалась у вас в гостях на несколько дней или недель. Наступит время, когда Радость поселится в вашем сердце навсегда.
