Придумать небольшую поучительную , которую можно завершить пословицей (доброе слово и кошке приятно, слово не стрела, а разит, красно говорит, а слушать нечего, больше верь делам, нежели словам)
Человеку всегда приятно когда к нему обращаются вежливо, почтительно. Когда относится с лаской и заботой . Обращаясь к человеку таким образом, человек ответит тебе тем же. И правильно говорится в пословице, доброе слово и кошке приятно!
Онегин и Ленский Они сошлись. Волна и камень, Стихи и проза, лед и пламень Не столь различны меж собой. Сперва взаимной разнотой Они друг другу были скучны; Потом понравились; потом Съезжались каждый день верхом И скоро стали неразлучны. А. С. Пушкин. Так описывает Пушкин героев своего романа, Онегина и Ленского. И, действительно, они были совершенно разными людьми. Это хорошо видно из описания их характеров автором. Как пишет Пушкин, Ленский имел "пылкий и довольно странный" дух, его душа всегда была согрета "приветом друга, тос кой дев". Онегин же уже через это. В Ленском он видит себя в но сейчас он переменился. Его уже не привлекают ни балы, ни шумные вечера, ни праздники, ему по душе одиночество. Он любил быть на природе, размышлять над философскими вопросами, которые никак не могли бы заинтересовать Ленского. Деревенские жители не понимали Онегина, для них он был неучем, сумасбродом, в отличие от Ленского, который представлялся им образованным дворянином из высшего общества. В домах его принимали, как жениха. Рассмотрев образы Ленского и Онегина, очень трудно представить, чем же они могли понравиться друг другу. Встает вопрос: зачем сводит автор столь разных по характеру героев, двух людей, которые настолько отличались взглядами на жизнь, общество, любовь, отношением к людям? Я думаю, нельзя правильно ответить на этот вопрос, не рассмотрев каждого героя, не сравнив их характеры, не проанализировав их поступки. Достаточно ярко, как мне кажется, разница характеров проявлялась в их отношении к обществу, светской жизни. Евгений Онегин вел достаточно пассивный образ жизни, после того как приехал в деревню. Он не любит разъезжать по гостям, да и у себя редко принимает кого-то. Ленский же знал всех в округе. Его привлекала бурная жизнь, насыщенная любовными приключениями. Ленскому нравились веселые, красивые девушки, такой была и Ольга, его возлюбленная. Всегда скромна, всегда послушна, Всегда как утро, весела, Как жизнь поэта, простодушна, Как поцелуй любви мила; Глаза, как небо, голубые, Улыбка, локоны, льняные, Движенья, голос, легкий стан.. . Но Онегин видит Ольгу совсем в другом свете: Я выбрал бы другую, Когда б я был, как ты, поэт. В чертах у Ольги жизни нет. Та, что понравилась Онегину, была совсем другая, необычная. Татьяна не отличалась особой красотой, но в глазах ее был какой-то огонек, который и привлек Онегина. Она всегда была задумчивой, печальной, молчаливой, любила одиночество, с ранних лет ей нравились романы. Автор пишет: "Они ей заменяли все". Из примеров мы видим, что жизнь Ленского не сильно отличается от жизни остальных молодых людей того времени. Онегин же был по натуре своей необычным человеком. Особенно хорошо это видно при сравнении характеров Ленского и Онегина. Мне кажется, что автор сводит их вместе и показывает их характеры в сравнении, чтобы подчеркнуть особенности и отличия Онегина от других людей. Я считаю, что в образе Ленского автор показывает нам представителя общества, так как его образу присущи черты, характерные молодым людям того времени. Образ Ленского увидеть Онегина как личность, индивидуальность.
«Мой дорогой, когда ты вырастешь, вспомнишь ли ты, как однажды зимним вечером ты вышел из детской в столовую, — это было после одной из наших ссор, — и, опустив глаза, сделал такое грустное личико? Ты большой шалун, и когда что-нибудь увлечёт тебя, ты не знаешь удержу. Но я не знаю никого трогательнее тебя, когда ты притихнешь, подойдёшь и прижмёшься к моему плечу! Если же это происходит после ссоры, и я говорю тебе ласковое слово, как порывисто ты целуешь меня, в избытке преданности и нежности, на которую только детство! Но это была слишком крупная ссора...»В тот вечер ты даже не решился подойти ко мне: «Покойной ночи, дядечка» — сказал ты и, поклонившись, шаркнул ножкой (после ссоры ты хотел быть особенно благовоспитанным мальчиком). Я ответил так, будто между нами ничего не было: «Покойной ночи». Но мог ли ты удовлетвориться этим? Забыв обиду, ты опять вернулся к заветной мечте, что пленяла тебя весь день: «Дядечка, прости меня... Я больше не буду... И покажи мне цифры!» Можно ли было после этого медлить с ответом? Я помедлил, ведь я очень умный дядя...В тот день ты проснулся с новой мечтой, которая захватила всю твою душу: иметь свои книжки с картинками, пенал, цветные карандаши и выучиться читать и писать цифры! И все это сразу, в один день! Едва проснувшись, ты позвал меня в детскую и засыпал купить книг и карандашей и немедленно приняться за цифры. «Сегодня царский день, все заперто» — соврал я, уж очень не хотелось мне идти в город. «Нет, не царский!» — закричал было ты, но я пригрозил, и ты вздохнул: «Ну, а цифры? Ведь можно же?». «Завтра» — отрезал я, понимая, что тем лишаю тебя счастья, но не полагается баловать детей...«Ну хорошо же!» — пригрозил ты и, как только оделся, пробормотал молитву и выпил чашку молока, принялся шалить, и весь день нельзя было унять тебя. Радость, смешанная с нетерпением, волновала тебя все больше, и вечером ты нашёл им выход. Ты начал подпрыгивать, бить изо всей силы ногами в пол и громко кричать. И мамино замечание ты проигнорировал, и бабушкино, а мне в ответ особенно пронзительно крикнул и ещё сильнее ударил в пол. И вот тут начинается история...Я сделал вид, что не замечаю тебя, но внутри весь похолодел от внезапной ненависти. И ты крикнул снова, весь отдавшись своей радости так, что сам господь улыбнулся бы при этом крике. Но я в бешенстве вскочил со стула. Каким ужасом исказилось твоё лицо! Ты растерянно крикнул ещё раз, для того, чтобы показать, что не испугался. А я кинулся к тебе, дёрнул за руку, крепко и с наслаждением шлёпнул и, вытолкнув из комнаты, захлопнул дверь. Вот тебе и цифры!От боли и жестокой обиды ты закатился страшным и пронзительным криком. Ещё раз, ещё... Затем вопли потекли без умолку. К ним прибавились рыдания, потом крики о Ой больно! Ой умираю!» «Небось не умрёшь, — холодно сказал я. — Покричишь и смолкнешь». Но мне было стыдно, я не поднимал глаз на бабушку, у которой вдруг задрожали губы. «Ой, бабушка!» — взывал ты к последнему прибежищу. А бабушка в угоду мне и маме крепилась, но едва сидела на месте.Ты понял, что мы решили не сдаваться, что никто не придёт утешить тебя. Но прекратить вопли сразу было невозможно, хотя бы из-за самолюбия. Ты охрип, но все кричал и кричал... И мне хотелось встать, войти в детскую большим слоном и пресечь твои страдания. Но разве это согласуется с правилами воспитания и с достоинством справедливого, но строгого дяди? Наконец ты затих...Только через полчаса я заглянул будто по постороннему делу в детскую. Ты сидел на полу весь в слезах, судорожно вздыхал и забавлялся своими незатейливыми игрушками — пустыми коробками спичек. Как сжалось моё сердце! Но я едва взглянул на тебя. «Теперь я никогда больше не буду любить тебя, — сказал ты, глядя на меня злыми, полными презрения глазами. — И никогда ничего не куплю тебе! И даже японскую копеечку, какую тогда подарил, отберу!»Потом заходили мама и бабушка, и так же делая вид, что зашли случайно. Заводили речь, о нехороших и непослушных детях, и советовали попросить прощения. «А то я умру» — говорила бабушка печально и жестоко. «И умирай» — отвечал ты сумрачным шёпотом. И мы оставили тебя, и сделали вид, что совсем забыли о тебе.Опустился вечер, ты все так же сидел на полу и передвигал коробки. Мне стало мучительно, и я решил выйти и побродить по городу. «Бесстыдник! — зашептала тогда бабушка. — Дядя любит тебя! Кто же купит тебе пенал, книжку? А цифры?» И твоё самолюбие было сломлено.Я знаю, чем дороже мне моя мечта, тем меньше надежд на её достижение. И тогда я лукавлю: делаю вид, что равнодушен. Но что мог сделать ты? Ты проснулся, исполненный жаждой счастья. Но жизнь ответила: «Потерпи!» В ответ ты буйствовал, не в силах смирить эту жажду. Тогда жизнь ударила обидой, и ты закричал от боли. Но и тут жизнь не дрогнула: «Смирись!» И ты смирился.Как робко ты вышел из детской: «Прости меня, и дай хоть каплю счастья, что так сладко мучит меня». И жизнь смилостивилась: «Ну ладно, давай карандаши и бумагу». Какой радостью засияли твои глаза! Как ты боялся рассердить меня, как жадно ты ловил каждое моё слово!
