ответ: Что прежде всего подвигает русского человека на праведничество?
Христианская вера. Заповеди Божии регулируют его поведение,
взаимоотношения
с людьми, обусловливают его мирочувствование, миропонимание.
Матрёна была старательным воцерковлённым усердным человеком:
“святой угол в чистой избе”, “иконка Николая Угодника”.
Она зажигает лампадку “во время всенощной (церковная ночная служба)
и с утра по праздникам. )
“Только грехов у неё было меньше, чем у колченогой кошки,
та - мышей душила”.
Матрёна достаточно твёрдо соблюдает традиции и правила
жизни воцерковлённого человека (домашние иконы, так как
церковь за “5 вёрст”).
Игнатьич говорит, что всякое дело она начинала “с Богом! ”
и его провожала в школу, говоря всякий раз “С Богом! ”.
“Может быть, она и молилась, но не показно, стесняясь
меня или боясь притеснить”.
Причина скрытности Матрёны в том, что в годы советской
власти приучали верующих таиться.
Матрёна умеет радоваться жизни, душа её светла, не омрачена
злом и завистью, у неё и лицо красивое.
Она добра и приветлива: "И всегда одни и те же
доброжелательные слова раздавались мне из-за перегородки”.
Матрёна трудолюбива, труд - лекарство от болезней, недугов.
По первому приказу Матрёна идёт на колхозные работы,
совестливая Матрёна стыдится плохой работы
“ни к столбу, ни к перилам... ”
Но не только колхоз, а любая.. .из тальновских баб могла прийти
и пригласить Матрёну “убирать картовь”.
“Ни труда, ни добра своего Матрёна не жалела никогда”.
Искреннее, тёплое, идущее от сердца чувство христианской
любви к людям движет поступками Матрёны.
Сила её и слабость заключались в том, что она не может
отказать в нуждающимся.
В работе, в “труде великом” раскрываются терпение,
безотказность, бескорыстие, отсутствие зависти и радость
за благополучие других.
Труд оценивается традиционной христианской этикой
как необходимое, возвеличивающее праведное дело.
Матрёна наделена даром искренней радости за успехи других.
“...Была больна, но не считалась инвалидом”.
Матрёна - многострадальная крестьянка.
Страдание - неизбежный спутник жизни человека.
“Страдание очищает душу”.
” Матрёна умеет прощать, умеет примириться сердцем,
не питая вражды за обиду.
Для неё нормальное состояние не злоба и воинственность,
а доброта и смирение.
Матрёнин двор-символ особого устройства, “лада”,
где есть труд и честность, доброта и терпение, согласие
с самим собой и сопричастность всему сущему.
Матрёна живёт по канонам, завещанным предками,
по правилам, которые считает незыблемыми,
несёт в себе начало.
Пережить то, что пережила Матрёна, и остаться человеком
бескорыстным, открытым, деликатным, отзывчивым,
чутким, не озлобиться на судьбу и на людей, сохранить
до старости “лучезарную улыбку” - какие же душевные
силы нужны для этого!
Матрёна обладает бесконечным смирением,
не требующим от неё никакого напряжения воли.
Она не предаётся греху гордыни, умеет быть благодарной
за каждый прожитый миг.
Матрёна может довольствоваться малым - тем, что имеет:
ей не свойственны чувства зависти, злости, обиды,
стяжательства.
Праведничество Матрёны основано на её безразличии
к материальным ценностям.
Написанная в 1829-м году новелла имеет вид ровного, поступательного повествования, открывающегося экспозицией, в которой автор знакомит читателя с местом действия произведения – корсиканскими маки и главным героем – богатым владельцем овечьих стад, Маттео Фальконе. Проспер Мериме вводит в текст образ автора-рассказчика, встретившегося с гордым корсиканцем спустя два года после случившейся истории, для более полного раскрытия характера последнего.
Маттео Фальконе рисуется им не выглядящим на свой возраст мужчиной, до сих пор метко
стреляющим и слывущим в округе хорошим другом и опасным врагом. Произошедшая в жизни героя трагедия, если и сказалась на нем, то не видимо для окружающих: на его голове до сих пор нет седых волос, его глаза не потеряли остроту. Маттео Фальконе – отец, убивший своего десятилетнего сына за предательство – истинный корсиканец, ставящий честь превыше всего, смог найти в себе силы жить дальше именно потому, что не поступился своими внутренними принципами и наказал появившегося в его роду предателя.
Завязка сюжета приходится на встречу десятилетнего сына Маттео Фальконе – Фортунато с удирающим от солдат стреляющим и слывущим в округе хорошим другом и опасным врагом. Произошедшая в жизни героя трагедия, если и сказалась на нем, то не видимо для окружающих: на его голове до сих пор нет седых волос, его глаза не потеряли остроту. Маттео Фальконе – отец, убивший своего десятилетнего сына за предательство – истинный корсиканец, ставящий честь превыше всего, смог найти в себе силы жить дальше именно потому, что не поступился своими внутренними принципами и наказал появившегося в его роду предателя.
Завязка сюжета приходится на встречу десятилетнего сына Маттео Фальконе – Фортунато с удирающим от солдат
Объяснение:
В Киевской Руси, как и в Византии, книги писали на пергаменте. Пергаментом дорожили, его берегли.
Исписанные пергаментные листы сшивались и переплетались в деревянные доски (отсюда выражение: «прочитать книгу от доски до доски») . У особо важных книг деревянный переплет обтягивался кожей или покрывался драгоценным окладом из серебра и золота. Например, напрестольные Евангелия-апракос или княжеские любимые книги. Общеизвестным образцом последнего является оклад Мстиславова евангелия начала XII века – шедевр ювелирного искусства. С XI по XIV век сохранилось 708 харатейных книг, то есть писаных на пергаменте.
Простые люди на пергаменте не писали, а использовали бересту – доступный писчий материал. На бересту книг, конечно, не переписывали, зато на бытовом поприще, мы помним, использовали очень широко.
Пергаментные книги стоили безмерно дорого. Например, известно, что один князь заплатил за «Молитвенник» , книгу не такую уж большую по объему, 8 гривен кун, а село купил за 50 гривен кун. Приобретать и читать книги могли только богатые люди, вернее очень богатые: князья, бояре, архиереи, посадники – то есть высшая городская элита. Книги привозили на продажу из Византии или из балканских православных стран. Но зачастую переписывались по заказу в самой Киевской Руси. Заказчики книг не жалели средств для их украшения: великолепные миниатюры, затейливые инициалы и изысканные заставки – все это расписывалось золотом и киноварью. Их также переплетали в драгоценные оклады.