Есть в русской классике рассказы (почему-то именно рассказы, а не романы, не эпопеи), которые больше чем просто литература, даже классическая. Это рассказы-пути, рассказы-предвидения. Это рассказы, определяющие что-то очень важное, может быть самое главное в русской судьбе. Рассказы эти выстроены характерами, причем не любыми характерами, ибо л ю б ы х – много, на них держится вся остальная литература, а именно что судьбоносными характерами, емко и сполна определяющими то, без чего Россию уж точно никак не понять. И ведь не специально выдуманы или подогнаны эти характеры, эти типы, тут же становящиеся русскими архетипами, а счастливейше угаданы из сотен тысяч других душою художника. Редко, но все же удавалось русским писателям создавать такие рассказы. Чтобы скорее быть понятым, назову сразу некоторые из них. Это «Очарованный странник » Лескова. Это «Алеша Бесконвойный» Шукшина. Это, наверное, и солженицинская Матрена. Это и гениальный рассказ-очерк Владимира Короленко «Река играет» с его вечно пьяным героем-перевозчиком, в минуту опасности вдруг мгновенно трезвеющим и гибнущих в буре людей. Вот когда он воистину красив, могуч, великолепен, этот былинный русский богатырь, вот когда в нем пробуждается Истина!.. а потом, увы, когда река «не играет», герой опять пьет и спит – до очередной бури. Наверное, подобных рассказов и образов численно больше в нашей классике, но и те, о которых я сказал здесь, позволяют выстроить некоторый судьбинный, промыслительный ряд. И особое место в этом ряду занимает любимый мой (да не только мой, конечно!) рассказ Ивана Сергеевича Тургенева «Бежин луг». Не стану говорить о прекрасном языке рассказа, о его лиричности и – лаконичности одновременно, о высоте и мягкости тона, а также об окончательной и ясной определенности сказанного автором в знаменитых описаниях природы. Да об этом тома написаны! Без ритма и языка писатель вообще немыслим, но не о том сейчас речь. Хочу сказать о своем ощущении света и трагедии одновременно, радости и боли, заключенных в этом кратком шедевре. Откуда они возникают? Почему так магически и страшно поднята здесь тема воды, темной воды России? Отчего так ужасающи и неодолимо притягательны в то же время все эти овраги и бучила, где злодеи топят добрых людей? Отчего так таинственна эта темная река, где тонут дети, оставляя безутешными своих матерей и где прочится гибель одного из юных героев рассказа? Эта тема темной стихии не находит однозначной разгадки автор и не стремился объяснить ее до конца – да и возможно ли? Он просто гениально показал нам – через детские байки, страшилки и поверия – все то темное, что живет в природе и в душе человеческой. Живет как рок, как некая данность, могущая преображаться лишь творческими усилиями человека: через сказку, песню, бывальщину. И тогда она становится не такой уж и страшной, хотя до конца избыть ее, эту темную стихию, не удавалось и не удается никому. Но ведь и света, истинного света в рассказе сколько! И светлое ощущение от рассказа неизбывно, неизменно у многих поколений читателей, оно-то и смягчает глубинную, глубоко скрытую трагичность повествования. Тут вправе меня спросить – а в чем, собственно, трагичность «Бежина луга»? Да ведь, кажется, и нет ее вовсе!.. Вот сидят у костра в ночном пятеро деревенских ребятишек, пасут коней, варят картошку в котелке, коротают ночь в байках и деревенских страшилках… и все. Нет, не все! Тургенев не случайно так пристально вглядывается в лица и характеры этих ребятишек, ибо они-то и есть – Россия. Многоликая, многоочитая, таинственная в своих судьбах Россия.
Если бы у меня была младшая сестра, я бы любила ее всем сердцем бы маме, играя с ней. Когда она бы подросла, я бы с особым удовольствием водила ее в садик. Это ведь так радостно ощущать, что кому-то ты очень нужен, и без тебя никуда он не сможет и шагу ступить. Я думаю, моя бы сестра меня слушалась, а если нет, то я бы показывала ей пример, тем самым доводя ее воспитание до совершенства. Ты всегда можешь видеть, как это чудо смотрит на тебя своими большими невинными глазками, еще не зная, как этот мир жесток. Хочется всегда быть с ней рядом в трудную минуту! Как бы я хотела иметь младшую сестренку!
Есть в русской классике рассказы (почему-то именно рассказы, а не романы, не эпопеи), которые больше чем просто литература, даже классическая. Это рассказы-пути, рассказы-предвидения. Это рассказы, определяющие что-то очень важное, может быть самое главное в русской судьбе. Рассказы эти выстроены характерами, причем не любыми характерами, ибо л ю б ы х – много, на них держится вся остальная литература, а именно что судьбоносными характерами, емко и сполна определяющими то, без чего Россию уж точно никак не понять. И ведь не специально выдуманы или подогнаны эти характеры, эти типы, тут же становящиеся русскими архетипами, а счастливейше угаданы из сотен тысяч других душою художника. Редко, но все же удавалось русским писателям создавать такие рассказы. Чтобы скорее быть понятым, назову сразу некоторые из них. Это «Очарованный странник » Лескова. Это «Алеша Бесконвойный» Шукшина. Это, наверное, и солженицинская Матрена. Это и гениальный рассказ-очерк Владимира Короленко «Река играет» с его вечно пьяным героем-перевозчиком, в минуту опасности вдруг мгновенно трезвеющим и гибнущих в буре людей. Вот когда он воистину красив, могуч, великолепен, этот былинный русский богатырь, вот когда в нем пробуждается Истина!.. а потом, увы, когда река «не играет», герой опять пьет и спит – до очередной бури.
Наверное, подобных рассказов и образов численно больше в нашей классике, но и те, о которых я сказал здесь, позволяют выстроить некоторый судьбинный, промыслительный ряд. И особое место в этом ряду занимает любимый мой (да не только мой, конечно!) рассказ Ивана Сергеевича Тургенева «Бежин луг». Не стану говорить о прекрасном языке рассказа, о его лиричности и – лаконичности одновременно, о высоте и мягкости тона, а также об окончательной и ясной определенности сказанного автором в знаменитых описаниях природы. Да об этом тома написаны! Без ритма и языка писатель вообще немыслим, но не о том сейчас речь. Хочу сказать о своем ощущении света и трагедии одновременно, радости и боли, заключенных в этом кратком шедевре. Откуда они возникают? Почему так магически и страшно поднята здесь тема воды, темной воды России? Отчего так ужасающи и неодолимо притягательны в то же время все эти овраги и бучила, где злодеи топят добрых людей? Отчего так таинственна эта темная река, где тонут дети, оставляя безутешными своих матерей и где прочится гибель одного из юных героев рассказа? Эта тема темной стихии не находит однозначной разгадки автор и не стремился объяснить ее до конца – да и возможно ли? Он просто гениально показал нам – через детские байки, страшилки и поверия – все то темное, что живет в природе и в душе человеческой. Живет как рок, как некая данность, могущая преображаться лишь творческими усилиями человека: через сказку, песню, бывальщину. И тогда она становится не такой уж и страшной, хотя до конца избыть ее, эту темную стихию, не удавалось и не удается никому.
Но ведь и света, истинного света в рассказе сколько! И светлое ощущение от рассказа неизбывно, неизменно у многих поколений читателей, оно-то и смягчает глубинную, глубоко скрытую трагичность повествования. Тут вправе меня спросить – а в чем, собственно, трагичность «Бежина луга»? Да ведь, кажется, и нет ее вовсе!..
Вот сидят у костра в ночном пятеро деревенских ребятишек, пасут коней, варят картошку в котелке, коротают ночь в байках и деревенских страшилках… и все.
Нет, не все! Тургенев не случайно так пристально вглядывается в лица и характеры этих ребятишек, ибо они-то и есть – Россия. Многоликая, многоочитая, таинственная в своих судьбах Россия.