Объяснение:
Помимо концерта Леонтьева, который не очень привлекал меня изначально, одновременно на двух площадках играли два белорусских спектакля. Гостюхин в собственной постановке исполнял "Анну Снегину" Есенина, а национальный театр имени Янки Купалы - "Пинскую шляхту". Белорусские коллеги в один голос убеждали идти на "Шляхту". Но я бы может успел и туда и туда, мне не привыкать и по Москве бегать, а Витебск - не Москва, однако хлынул такой ливень, что пришлось бы не бежать, а плыть. И я решил сосредоточиться на белорусской национальной классике. Опыт восприятия спектаклей на белорусском языке у меня уже был, и не слишком удачный, однако я заранее постарался побольше выяснить про пьесу Винцента Дунина-Марцинкевича , чтобы понимать действо хотя бы на уровне сюжета. Сюжет, впрочем, нехитрый - парень и девушка из двух обедневших дворянских родов друг друга любят, а их родители враждуют, но все в итоге примиряются. Такого рода комедии-водевили есть, наверное, в каждой национальной драматургии - "За двумя зайцами" Старицкого, "Ханума" Цгарели, но эти известны больше. С "Пинской шляхтой" до сих пор мне сталкиваться не доводилось, поэтому важен не только сюжет, но и контекст. Пьеса написана и действие происходит во второй половине 19 века. После раздела Польши русские захватили Белоруссию, а поскольку белорусы еще и поддерживали Наполеона, предполагая в нем освободителя от русского ига, в итоге они оказались на собственной родной земле угнетаемым нацменьшинством. Каковым, в сущности, пребывают и поныне, что уже само по себе придает пьесе политическую остроту. Но Пинигин идет дальше. Днем с ним была творческая встреча в формате "звездного часа", и неслучайно он постоянно ссылался на Туминаса и театр Вахтангова. В "Пинской шляхте", с одной стороны, очевидно влияние броской "классической" вахтанговской эстетике, с другой, Пинигин, как и Туминас, находит в водевильно-мелодраматических коллизиях совершенно неожиданные повороты. Белорусы изучают пьесу Дунина-Марцинкевича в школах, но воспринимают ее либо как чистый водевиль, либо как сатиру на разборки выродившихся местечковых феодалов. Пинигин сумел поднять ее до политической сатиры и даже до трагедии. Шляхтичи здесь - только внешне убогие, по факту именно они - последние носители национально-патриотического духа Беларуси. А ассесор, ставленник русской имперской власти, не только проводит политику русского православного империализма, но и сознательно, корыстно стравливает белорусов между собой, обирая их и оставляя в еще большем убожестве. Ассесора играет актер Виктор Манаев, который считается звездой театра, и это действительно так, я убедился (а Гостюхин, на которого я так и не дошел, говорят, совсем деградировал). Марысю, влюбленную девушку - Анна Хитрик, вышедшая незадолго до гастролей из декрета. Местные зрители сказали, что "Пинскую шляхту", которая поставлена два-три года назад, уже привозили в Витебск раньше, но публики тем не менее было много. Водевильная форма Пинигиным сохранена и даже усилена - за счет вставных куплетных номеров, за счет имитации инструментального ансамбля в париках в первой половине спектакля, затем те же актеры преображаются в шляхтичей. Кстати, в одном из куплетов поется о том, что белорусы - не поляки и не русские, и не пошли бы те и другие в... (слово не произносится, но по рифме предполагается "у сраку" - на удивление у меня не возникло проблем восприятия белорусской речи в этом спектакле). Финал же - просто реквием. Стравивший шляхтичей ассесор увозит целую телегу награбленного у белорусов добра, а сами они убивают друг друга дубьем. Но затем встают, и из под последних рубашек достают старые шляхетские знамена, разворачивают их на стягах. Может, из контекста легкомысленной пьесы такая пронзительная кода вытекает и не вполне логично, но в контексте белорусской истории и сегодняшнего дня страны она звучит с потрясающей мощью.
Каждый раз, когда Сергею Есенину было особенно трудно, он стремился "к теплому свету, на отчий порог", припадал душой и сердцем к родной рязанской земле, вновь обретая животворную нравственную силу и энергию для своих бессмертных стихов. Именно здесь, в отчем доме, Сергей Есенин напишет своё последнее "константиновское стихотворение" "Синий туман. Снеговое раздолье..."
Идея этого стихотворения заложена в следующих строчках этого стихотворения:
Быть поэтом - значит петь раздолье...
Как же оно отличается от ранних стихов поэта! Сколько лично пережитого, сокровенного, есенинского в этом лирико-философском стихотворении, похожем на размышление наедине с самим собою!
О чём оно? Да о том, что "сердцу приятно с тихой болью что-нибудт вспомнить из ранних лет", когда, "шапку из кошки на лоб нахлобучив, тайно покинул" будущий поэт отчий дом.
КАк одно мгновенье пролетели годы. И вот признанный поэт вернулся снова "в край родимый". Нет уже в живых ни бабки, ни деда Фёдора. И тоска, охватившая душу Есенина, тяжелым грузом ложится на сердце лирического героя стихотворения:
Молча я комкаю новую шапку,
Не по душе мне соболий мех...
Грустный тон придают стихотворению эпитеты ("в последний раз", "тонкий лимонный лунный свет", "кладбищенский рыхлый снег"), сравнения ("снег у крыльца как песок зыбучий", "грустно стою я, как странник гонимый"), а особую выразительность усиливает инверсия ("песок зыбучий", (край родимый", "странник гонимый").
Сколько томительной грусти таится в риторических вопросах ("Кто меня помнит? Кто позабыл?).
Безысходность лирического героя усиливает плавный размеренный дактиль, а анафоры ("Вспомнил я дедушку, вспомнил я бабку... - "Вспомнил кладбищенский рыхлый снег..") придают стихотворению интонационную завершенность.
"Приют души", Константиново" на этот раз не уберег своего сына.
Они одинаково корчились от ярости. Одинаково пылали друг на дружку надвинутые, до странности схожие лица; одинаково сверкали и грозились схожие глаза; те же самые бранные слова, произнесенные одинаковым голосом, вырывались из одинаково искривленных губ.
Я не выдержал, взял одного за руку, подвел к зеркалу и сказал ему:
- Бранись уж лучше тут, перед зеркалом... Для тебя не будет никакой разницы... но мне-то не так будет жутко.
И.С. Тургенев "Близнецы"