Памяти зампотеха танковой роты
Исаака Бронфмана, поэта
За здравие споём. К чему – за упокой?
За то, что жил, как жил, –
зампотеху.
Он мудрый был еврей, и щедрый, и простой,
и всем любил дарить веселье и потеху.
По веку скоростей бродил он –
не летел
Войною не сражён. Друзьями
почитаем.
И в свой последний миг он
выдохнуть успел:
– Давайте про любовь на память
почитаем!..
Он до сих пор со мной – солдат
и человек,
которого война ломала –
не сломала,
весёлый человек, которому вовек
и ласки, и любви – увы! –
недоставало.
Давно его стихи на память знаю я,
я знаю суть и горечи его, и смеха.
Среди весенних лиц,
средь ваших лиц, друзья,
мне так недостаёт
улыбки зампотеха!
В потёртом пиджаке,
куривший всё подряд, –
он в памяти моей
живёт, не умирая.
… Уходит не спеша собрат мой и
солдат,
и по его следам летит листва сырая.
Гончие сразу подвалили к ней и, когда мы выскочили на поляну, уже обложили лося кругом, заливались, хрипели, исходили яростью.
Наклонив голову к земле, он мрачно глядел на собак и вдруг выбрасывал вперёд ногу - страшное живое копьё.
Один удар пришёлся в берёзку - она рухнула, как срубленная топором.
Мы с Булыгой долго бегали вокруг, ругались, трубили в рога, но никак не могли оторвать собак от лося.
Этого лося хорошо знают деревенские жители. Они боятся его, считают, что он "хулиган", "архаровец". Когда-то он будто погнался за молодой бабой, нападал на коров, приходил много раз в деревню и подолгу стоял у Миронихина дома. Чуть ли не спрашивал: "А где Мирониха?"
Один раз он и меня сильно перепугал.
Затаившись, ждал я на лесном болоте уток, когда вдруг услышал в орешнике треск сучьев и тяжёлое дыхание "архаровца".
Багровый на закате, огромный, ободранный, тонконогий, он вышел на поляну и стал в десяти шагах, глядя на меня.
Я поглубже ушёл в ёлку, а он всё глядел на меня, раздувая ноздри, шевеля тяжёлой губой. Чёрт его знает, о чём он думал.
))