Друзья бывают разные, как говаривала моя бабка, у которой за всю жизнь был один - единственный друг, да и тот на колёсах. Мне самой иногда нравилось подходить к нему, изучать, проводить время. С цепью, большими, такими красивыми, как мне казалось тогда, спицами ... он был для меня, а уж тем более для бабули чем-то большим, чем просто средство передвижения. Он был настоящим другом.
Однажды я со своей знакомой пошла на речку, прихватив с собой пару бутербродов, бутылку с водой из-под крана и Его. Мы весело провели время, купались, загорали, обсуждали ненавистных мальчижек, их выходки с животными ... на тот момент мы старались вести разговор, как настоящие взрослые, с ахами-вздохами, с ниспадающими кистями рук, и у нас, хочу я сказать, получалось ну просто до невозможности смешно, даже немного истерично. Тем не менее, мы продолжали паясничать. Нас это забавляло. Когда стемнело и настало время возвращаться, я начала выхватывать из темноты силуэт товарища, но глаза, то ли от продолжительного общения, то ли от долгих заплывов, не поддавались. То есть я, разумеется, видела всё, что мне надо было, чуть расплывчато, но видела. Только не Его.
Мы отправились домой. Я зареклась, на следующий день мы обязательно пойдём и продолжим поиски, но на завтра у меня были танцы, после которых я плотно поела, послезавтра был день рождения школьного приятеля, а вот послепослезавтра...
пара десятков лет. Я осунулась, потолстела и поседела, но Он не желал покидать дебри моей головы. Бабушки давно не стало, да и в глухую деревню ехать вместо черноморского путешествия было бы просто невозможной глупостью, но я, как всегда, доводы рассудка в рассчёт не принимала.
Я в деревне, стою с новеньким чемоданчиком у давно заброшенной хаты. Ключи не нужны - замок настолько проржавел и постарел, что дверь я открыла с лёгкостью молодого Рэмбо. Дорога до водоёма поддалась мне не так легко, как дверь, но в переулках памяти изредка возникали силуэты знакомых деревьев, что, разумеется После продолжительных поисков, истерических припадков и начавшегося ни с того, ни с сего дождя, я снова опустила руки. Ностальгия и воспомилнания о Нём заполнили всё пустое пространство в моём чердаке. Я вспоминала... вот дедушка дарит бабушке это несовершенство, она, разумеется счастлива. А вот сербернар, которого мы везём в корзине, которая стоит прямо перед тобой, на рулевой части. И ты едешь, а собака разговаривает с лесом, с дорогой... А вот они расстались - дедушка нас покинул ради лучшего мира - бабуля поехала топиться, но Он отговорил. Звонком, скрипом руля, несмазанной цепью. В лесной тишине они переглянулись и всё друг про друга поняли. Она и Велосипед. А потом я принесла ей одно из сильнейших потрясений... Впрочем, бабуля уже тогда еле передвигалась, так что... но крупные крокодильи свои слёзы она скрыть от меня не смогла, да и не хотела, наверное. Он за свои ...дцать лет пережил вместе с ней столько потрясений - и такое глупое завершение?
Подойдя к дому уже глубокой ночью, я присела на скамейку. Я устала, вспотела, продрогла, проголодалась... да что я вообще здесь делаю?! Вдруг раздался звонкий звонок. Такой мог издать только Он. Звук раздавался словно из недр земли, настолько глухой и звонкий одновременно. Всё казалось сном. Я пошла на звук. Сначала вниз по дороге (он звонил нестерпимо надрывно, убивая все мысли о чём-то кроме), потом вдоль полей с картошкой, затем сады, гаражи, деревья... Как же кружится голова, звук стал просто невыносимым, точно миллиард свистков одновременно направили звук в тебя! Вот он!
Старый, с потёртым сиденьем, давно спущенными колёсами и весь в пыли. Родной, как же ты пролежал здесь бездыханно столько времени? Как!
Если тебе, милый читатель интересно, я расскажу завершение истории, но на твоём месте я бы остановилась - дальше романтика рассказа исчезнет, оставив суровую реальность...
"Однажды я со своей знакомой пошла на речку, прихватив с собой пару бутербродов, бутылку с водой из-под крана и Его. Мы весело провели время, купались, загорали, обсуждали ненавистных мальчижек, их выходки с животными ... "Те самые мальчижки гуляли неподалёку. Уж очень их забавляла перспектива одолжить (разумеется, на время) кучу металлолома,покататься, поотдирать всё, что плохо закреплено, а потом непременно вернуть. Вернули поседевшие ребята, за то, что слово сдержали. И пусть вы забыли о моём друге, зато Он помнил всегда... The end.
Появилась на свет, предположительно, 19 января 1875 года в Царском селе; в некоторых источниках как место рождения указывается Кавказ, также есть упоминания о том, что на самом деле писательница родилась в 1876 году. Сведений о ее семье мало; отцом Чарской был военный инженер, полковник Алексей Александрович Воронов, мать, о которой практически ничего не известно, скончалась в родах (если верить автобиографической повести Чарской «За что?» , воспитывалась она в основном сестрами покойной матери) . Позднее отец женился повторно; в некоторых своих произведениях писательница упоминает о том, что у нее были сводные братья и сестры.
Семь лет (1886—1893) Лидия провела в Павловском женском институте в Петербурге; впечатления институтской жизни стали материалом для её будущих книг. Уже в десять лет она сочиняла стихи, а с 15-летнего возраста вела дневник, записи в котором частично сохранились. В 18 лет, с отличием окончив институт, она обвенчалась с офицером Б. Чуриловым, но брак был недолгим: вскоре он уехал в Сибирь на место службы, покинув жену с новорожденным сыном.
Лидия Алексеевна поступила на Драматические курсы при Императорском театральном училище в Петербурге; в 1898 г. , после окончания учебы, она поступила в Петербургский Александринский Императорский театр, в котором прослужила до 1924 г. В основном она исполняла незначительные, эпизодические роли; платили за них не слишком много, и молодой актрисе, самостоятельно воспитывавшей сына Юрия, денег на жизнь катастрофически не хватало. Собственно, стеснение в средствах и подтолкнуло Лидию Алексеевну к писательскому делу: в 1901 г. она пишет повесть «Записки институтки» , основанную на ее школьных дневниках. Книга была опубликована в журнале для детей «Задушевное слово» под сценическим псевдонимом начинающей писательницы — Л. Чарская (от «чары» , «очарование») .
«Записки… » принесли Чарской необычайный успех: она стала поистине «властительницей дум» российских детей, особенно — школьниц. Так, в 1911 году комиссия при Московском обществе распространения знаний докладывала на съезде по библиотечному делу, что, согласно проведенным опросам, дети среднего возраста читают в основном Гоголя (34 %), Пушкина (23 %), Чарскую (21 %), Твена (18 %), Тургенева (12 %). Журнал «Русская школа» в девятом номере за тот же 1911 год сообщал: «В восьми женских гимназиях (I, II и IV классы) в сочинении, заданном учительницей на тему „Любимая книга“, девочки почти единогласно указали произведения Чарской. В анкете, сделанной в одной детской библиотеке, на вопрос, чем не нравится библиотека, было получено в ответ: „Нет книг Чарской“». По словам Ф. Сологуба, «…популярность Крылова в России и Андерсена в Дании не достигла такой напряженности и пылкости… » Повести Лидии Алексеевны переводились на иностранные языки. Была учреждена стипендия для гимназистов имени Л. Чарской.
Однако, несмотря на невероятную популярность книг Чарской среди детей и юношества, многие относились к творчеству писательницы скептически: ее критиковали за однообразие сюжетов, языковые штампы, чрезмерную сентиментальность. В самом деле, многие персонажи Чарской обрисованы схематично, одни и те же ситуации кочуют из книги в книгу
