Действительно, что лучше: истина или сострадание?
На мой взгляд, это два совершенно разных невзаимоисключающих друг друга понятия.
Если бы во был поставлен иным образом, например: «Что лучше истина или ложь?
», - я бы могла сразу ответить: «Конечно, истина».
Но в пьесе Горького «На дне» поставлены именно эти два понятия, над которыми нужно много думать и рассуждать.
Прочитав пьесу «На дне», мы познакомились с двумя центральными фигурами, несущими за собой две разные идеологии.
Старик Лука, убежден, что человеку необходимо давать надежду, пусть даже она построена на лжи.
Он так проявляет свое сострадание к людям, таким образом пытается тем, кто находится на самом «дне» жизни, не имея возможности выбраться с этого «дна».
Искренне желая добра, он прибегает ко лжи, считает, что земная жизнь никогда не изменится и поэтому пытается увести человека в мир иллюзий, веря, что «не всегда правдой душу вылечить».
И если изменить земную жизнь нельзя, Лука пытается хотя бы изменить взгляд человека на жизнь.
Казалось бы, зачем он все это делает?
Корысть?
Нет, не корысть движет Лукой.
Это понимает даже циничный, никому неверящий Бубнов: «Вот - Лука... много он врет... и без особой пользы для себя... » Пепел так же пытается разобраться: «Нет, ты скажи - зачем тебе все это... » Наташа задает во Луке: «Отчего ты - такой добрый?
». Отсюда видно, что Лука старается во благо тех, кому он и лжет.
Все было бы прекрасно, и я готова была бы уже сказать: «Да, сострадание - это прекрасно, оно дает надежду!
» - но это не совсем так, потому что, как мы видим по сюжету, сострадание Луки загубило несколько жизней ночлежников.
Итак, носителем истины является Сатин, картежник и шулер, который очень далек от того идеала человека, о котором сам постоянно говорит: «Человек!
Это - великолепно!
Это звучит ... гордо!
» Сатин эгоистичен, груб и высокомерен, он предлагает ночлежникам единственный выход - ничего не делать и сам не очень то хочет трудиться.
Он убежден, что человек должен принимать истину, какая бы жестокая она не была.
Но большинство жителей ночлежки отказываются слушать его, так как, конечно, лучше верить во что-то лучшее, нежели принимать правду жизни.
Сравнив две идеологии, модно сделать вывод, что те убеждения, которые приводил Сатин, годится только лишь для сильных людей, которых правда не «сломает».
Идеология Луки подходит тем людям, которые не принимать правду.
Может быть сострадание к ним других людей это их последняя надежда на дальнейшую жизнь, пусть даже в мире иллюзий.
И что же в итоге лучше: истина или сострадание?
С определенной точностью на этот во ответить нельзя, но я уверена, что и истина, и сострадание человеку необходимы.
Коля, почти изо всех младший, а потому несколько презираемый старшими, из самолюбия или из беспардонной отваги, предложил, что он, ночью, когда придет одиннадцатичасовой поезд, ляжет между рельсами ничком и пролежит недвижимо, пока поезд пронесется над ним на всех парах. Правда, сделано было предварительное изучение, из которого оказалось, что действительно можно так протянуться и сплющиться вдоль между рельсами, что поезд, конечно, пронесется и не заденет лежащего, но, однако же, каково пролежать! Коля стоял твердо, что пролежит. Над ним сначала смеялись, звали лгунишкой, фанфароном, но тем пуще его подзадорили. Главное, эти пятнадцатилетние слишком уж задирали пред ним нос и сперва даже не хотели считать его товарищем, как «маленького», что было уже нестерпимо обидно. И вот решено было отправиться с вечера за версту от станции, чтобы поезд, снявшись со станции, успел уже совсем разбежаться. Мальчишки собрались. Ночь настала безлунная, не то что темная, а почти черная. В надлежащий час Коля лег между рельсами. Пятеро остальных, державших пари, с замиранием сердца, а наконец в страхе и с раскаянием, ждали внизу насыпи подле дороги в кустах. Наконец загремел вдали поезд, снявшийся со станции. Засверкали из тьмы два красные фонаря, загрохотало приближающееся чудовище. «Беги, беги долой с рельсов!» — закричали Коле из кустов умиравшие от страха мальчишки, но было уже поздно: поезд наскакал и промчался мимо. Мальчишки бросились к Коле: он лежал недвижимо. Они стали его теребить, начали подымать. Он вдруг поднялся и молча сошел с насыпи. Сойдя вниз, он объявил, что нарочно лежал как без чувств, чтоб их испугать, но правда была в том, что он и в самом деле лишился чувств, как и признался потом сам, уже долго спустя, своей маме. Таким образом слава «отчаянного» за ним укрепилась навеки.
