В данном стихотворении автор рассматривает жизнь леса, как жизнь отдельного, иного, нежели наш, мира. Майков говорит, что он нарушил жизнь леса, когда вошел в него ("Нет! Здесь свой мир, живущий мир, и жизнь его нарушил я") и теперь всё в лесу наблюдает за ним ("И все следят за мной и ждут"). Стихотворение в целом, вызывает мрачные образы. Начиная с описания светлого ручья, автор почти сразу же переходит на контрасты ("Лиясь блистающим стеклом" - > "Вкруг темен лес и воздух сыр"). Поэт рассматривает лес, как нечто, которое угрожает ему за то, что он смел его потревожить ("И злое мыслят в тишине"). Автор использовал приемы олицетворения, метафоры, возможно, гиперболизации ("Вдруг всё свершавшееся тут остановилося при мне"). Текст написан в 1857 году. Стихотворение написано четырехстопным ямбом.
В земской больнице за отсутствием доктора больных принимает фельдшер Курятин. Дьячок Вонмигласов с бородавкой на носу приходит вырывать зуб. Вступив в кабинет, он вынимает из платочка просфору и с поклоном кладет ее перед фельдшером.
Дьячок слёзно жалуется Курятину на зубную боль: ломит так, что даже в ухо отдаёт; невозможно пить чай с женой. Боль мешает и петь в церкви. Даже отец иерей после литургии упрекает: «Косноязычен ты, Ефим, и гугнив стал».
Фельдшер осматривает Вонмигласова и заключает: зуб надо вырывать. Правда, это дело непростое – хирургия. Но Курятин уверен, что легко справится с лечением. Он рассказывает, что недавно у него больнице был с зубами помещик Александр Иваныч Египетский, который семь лет жил в Петербурге и «всех профессоров перенюхал». Он так благодарил за лечение, что даже пожимал фельдшеру руку и величал по имени и отчеству.
Вонмигласов согласно качает головой и называет докторов благодетелями, которых просветил сам Господь. Курятин на минуту задумывается, чем на сей раз проделывать хирургию с зубом: щипцами, козьей ножкой или ключом. Взяв наконец щипцы, он подходит с ними к дьячку и начинает тянуть зуб.
Вонмигласов истошно вопит и кричит на фельдшера: почему он «пять лет зуб тянет». Курятин полминуты сопит и топчется перед дьячком, пока щипцы не срываются с зуба. «Чтоб тебя так на том свете потянуло! – восклицает Вонмигласов. – Света божьего не вижу». «Я тяну, а ты мне под руку толкаешь и разные глупые слова, – парирует фельдшер. – Зуб рвать это не то, что на колокольню полез да в колокола отбарабанил!»
Когда дьячок переводит дух, хирургия возобновляется. Курятин опять долго тянет. Потом слышится хрустящий звук. «Надо было козьей ножкой», – смущённо бормочет фельдшер.
Вонмигласов некоторое время сидит покрытый потом, тупо глядя в пространство, а потом сует в рот пальцы и на месте больного зуба находит два торчащих выступа.
«Парршивый черт… – выговаривает он. – Насажали вас здесь, иродов, на нашу погибель!» «Невежа… Мало тебя в бурсе березой потчевали, – бормочет в ответ Курятин. – Господин Египетский, один костюм рублей сто стоит, и тот не ругался. А ты что за пава такая? Не околеешь!»
Дьячок берет со стола просфору и, придерживая щеку рукой, уходит восвояси…
