жил-был добрый царь матвей;
жил с царицею своей
он в согласье много лет;
а детей все нет как нет.
раз царица на лугу,
на зеленом берегу
ручейка была одна;
горько плакала она.
вдруг, глядит, ползет к ней рак;
он сказал царице так:
«мне тебя, царица, жаль;
но забудь свою печаль;
понесешь ты в эту ночь:
у тебя родится дочь». –
«, добрый рак;
не ждала тебя »
но уж рак уполз в ручей,
не слыхав ее речей.
он, конечно, был пророк;
что сказал – сбылося в срок:
дочь царица родила.
дочь прекрасна так была,
что ни в сказке рассказать,
ни пером не описать.
вот царем матвеем пир
знатный дан на целый мир;
и на пир веселый тот
царь одиннадцать зовет
чародеек молодых;
было ж всех двенадцать их;
но двенадцатой одной,
хромоногой, старой, злой,
царь на праздник не позвал.
отчего ж так оплошал
наш разумный царь матвей?
было то обидно ей.
так, но есть причина тут:
у царя двенадцать блюд
драгоценных, золотых
было в царских кладовых;
приготовили обед;
а двенадцатого нет
(кем украдено оно,
знать об этом не дано).
«что ж тут делать? – царь сказал. –
так и быть! » и не послал
он на пир старухи звать.
собралися пировать
гостьи, званные царем;
пили, ели, а потом,
хлебосольного царя
за прием ,
стали дочь его дарить:
«будешь в золоте ходить;
будешь чудо красоты;
будешь всем на радость ты
благонравна и тиха;
красавца жениха
я тебе, мое дитя;
жизнь твоя пройдет шутя
меж знакомых и »
словом, десять молодых
чародеек, одарив
так дитя наперерыв,
удалились; в свой черед
и последняя идет;
но еще она сказать
не успела слова – глядь!
а незваная стоит
над царевной и ворчит:
«на пиру я не была,
но подарок принесла:
на шестнадцатом году
повстречаешь ты беду;
в этом возрасте своем
руку ты веретеном
оцарапаешь, мой свет,
и умрешь во цвете лет! »
проворчавши так, тотчас
ведьма скрылася из глаз;
но оставшаяся там
речь домолвила: «не
без пути ругаться ей
над царевною моей;
будет то не смерть, а сон;
триста лет продлится он;
срок назначенный пройдет,
и царевна оживет;
будет долго в свете жить;
будут внуки веселить
вместе с нею мать, отца
до земного их конца».
скрылась гостья. царь грустит;
он не ест, не пьет, не спит:
как от смерти дочь спасти?
и, беду чтоб отвести,
он дает такой указ:
«запрещается от нас
в нашем царстве сеять лен,
прясть, сучить, чтоб веретен
духу не было в домах;
чтоб скорей как можно прях
всех из царства выслать вон».
царь, издав такой закон,
начал пить, и есть, и спать,
начал жить да поживать,
как дотоле, без забот.
дни проходят; дочь растет;
расцвела, как майский цвет;
вот уж ей пятнадцать
что-то, что-то будет с ней!
раз с царицею своей
царь отправился гулять;
но с собой царевну взять
не случилось им; она
вдруг соскучилась одна
в душной горнице сидеть
и на свет в окно глядеть.
«дай, – сказала наконец, –
осмотрю я наш дворец».
по дворцу она пошла:
пышных комнат нет числа;
всем любуется она;
вот, глядит, отворена
дверь в покой; в покое том
вьется лестница винтом
вкруг столба; по ступеням
всходит вверх и видит – там
старушоночка сидит;
гребень под носом торчит;
старушоночка прядет
и за пряжею поет:
«веретенце, не ленись;
пряжа тонкая, не рвись;
скоро будет в добрый час
гостья жданная у нас».
гостья жданная вошла;
пряха молча подала
в руки ей веретено;
та взяла, и вмиг оно
укололо руку
все исчезло из очей;
на нее находит сон;
вместе с ней объемлет он
весь огромный царский дом;
все утихнуло кругом;
возвращаясь во дворец,
на крыльце ее отец
пошатнулся, и зевнул,
и с царицею заснул;
свита вся за ними спит;
стража царская стоит
под ружьем в глубоком сне,
и на спящем спит коне
перед ней хорунжий сам;
неподвижно по стенам
мухи сонные сидят;
у ворот собаки спят;
в стойлах, головы склонив,
пышны гривы опустив,
кони корму не едят,
кони сном глубоким спят;
повар спит перед огнем;
и огонь, объятый сном,
не пылает, не горит,
сонным пламенем стоит;
и не тронется над ним,
свившись клубом, сонный дым;
и окрестность со дворцом
вся объята мертвым сном;
и покрыл окрестность бор;
из терновника забор
дикий бор тот окружил;
он навек загородил
к дому царскому пути:
долго, долго не найти
никому туда следа –
и приблизиться беда!
