Действие пьесы "Недоросль" происходит в имении Простаковых в глубинке России в конце XVIII века.
Действие 1
Вздорная и жестокая помещица госпожа Простакова держит в страхе своих крепостных, сечет их розгами и унижает. У Простаковой есть лишь одна слабость - ее единственный сын Митрофанушка, 15-летний недоросль.
Митрофан - избалованный, ленивый и глупый подросток. Отец семейства - господин Простаков, бесхарактерный и незаметный "подкаблучник".
Однажды к ним в гости приходит брат Простаковой - Тарас Скотинин, жестокий и глупый помещик. Сегодня он намерен наконец договориться о свадьбе с Софьей (заключить "сговор"). Он мечтает заполучить деревни, которыми владеет Софья.
Софья - милая и добрая девушка, сирота и родственница Простаковых. Они взяли ее к себе якобы под опеку, но относятся к ней плохо. Софья не хочет замуж за Скотинина.
Внезапно выясняется, что к Софье из Сибири едет ее дядюшка Стародум. Он назначает Софью наследницей своего приличного состояния. Услышав это, Простакова решает женить Митрофана на Софье, чтобы заполучить ее наследство.
В это время через деревню Простаковых приходят солдаты и встают здесь на отдых. Солдатов ведет офицер Милон.
Действие 2
Войдя к Простаковым, Милон внезапно встречает Софью - свою возлюбленную. Милон и Софья полгода назад потеряли связь и не ожидали встретиться здесь.
Милон узнает, что Простаковы хотят силой выдать Софью замуж за Митрофанушку. Софья надеется, что дядя Стародум успеет ее из лап Простаковых.
В комнату входит Скотинин и заявляет, что он женится на Софье. Когда входит Митрофан, Скотинин нападает на него. Скотинин видит в недоросле-племяннике соперника в борьбе за Софью. Дядю и племянника тут же разнимают.
Как всегда, днем к Митрофану приходят его учителя - Кутейкин и Цыфиркин. Ленивый Митрофан не хочет учиться и даже угрожает матери, что утопится в речке. Перед уроками Митрофан и остальные герои идут обедать.
Действие 3
После обеда к Простаковым приезжает старик Стародум. Софья радуется встрече с дядей. Старик сообщает, что теперь у него есть деньги, чтобы выдать племянницу Софью замуж за достойного, хотя и бедного человека.
Стародум застает госпожу Простакову, которая бьет Скотинина за нападение на Митрофанушку. Сообразив, что приехал Стародум, Простакова тут же начинает притворяться доброй и милой женщиной. Стародум, мудрый и умный человек, видит лицемерных Простаковых насквозь.
Стародум уходит отдохнуть. Тем временем Митрофан занимается с учителями. Но урок длится несколько минут, так как Простакова не хочет слишком утомлять своего баловня-сына.
Действие 4
Софья и ее дядя Стародум беседуют наедине в доме Простаковых. В это время Стародум получает письмо, в котором его знакомый рекомендует в мужья Софье одного офицера. Оказывается, что речь идет о Милоне, возлюбленном Софьи.
Входит Милон и представляется Стародуму. Молодой офицер нравится старику, и тот тут же дает согласие на брак. Софья и Милон счастливы. Старик объявляет всем в доме, что Софья
Действие 5
Стародум беседует с Правдиным - чиновником, который живет 3 дня у Простаковых в качестве наблюдателя. Правдин может принять меры против Простаковых, если те будут продолжать вести себя жестоко.
Тем временем в доме слышится крик: Простаковы пытаются похитить Софью, чтобы насильно обвенчать ее с Митрофанушкой. Милон успевает помешать Простаковым похитить Софью.
После этого скандала Правдин объявляет Простаковым, что лишает их права управлять имением и что имение берется под опеку государства. Митрофанушку тут же забирают служить. Так госпожа Простакова остается без любимого сына и без безграничной власти над крестьянами.
Тимка рано. Мать собиралась на работу. Вид у нее был совсем больной. Такой Тимка ее еще не помнил.
— Тебе плохо? Да? — с он.
— Ничего, Тимок, пройдет. Голова чуток болит.
Мать ушла на свои парники, а Тимка побежал в школу. Но не успел он подняться на другую сторону оврага, как понял, что о письме знает уже чуть ли не вся деревня. Наверное, если бы по радио об этом сообщили, и то бы меньше людей о письме узнали.
Ребята, что встретили Тимку по пути в школу, засыпали его во А про что там в письме написано?
— А что это — Франкфурт, где? Город? В Западной Германии?
— От какого отца письмо-то, непонятно?
— Значит, он шпион? Да?
Такие во обескуражили Тимку.
— Не знаю я ничего. И письма никакого не видел! Отстаньте! — сердито сказал он и побежал вперед.
Тимка не замечал уже ни снега, завалившего за ночь овраг, ни птиц, прыгавших по веткам деревьев, ни преобразившихся елей, что будто украсились белыми шкурками зайцев и песцов. С трудом пробираясь по узкой тропке, только что проложенной ребячьими валенками, он вышел к школе.
Возле крыльца толпились ребята из разных классов. Еще издали Тимке показалось, что все они ждут его.
Он замедлил шаг. Но как ни иди медленно, все одно — школы не минуешь.
Тимка издали выбрал из всех ребят своих, одноклассников, и подошел.
— Здравствуйте! — сказал он вместо обычного: «Привет!»
— Здорово! Привет! Здравствуй! — отозвались ребята.
— Ну, что там в письме? — сразу же с Леша Махотин.
— А я не знаю, — признался Тимка.
— Так и не знаешь! — ехидно произнес Леша. — Скрываешь небось! А пионер еще! Галстучек-то надел!
— И надел! И всегда буду носить! А тебе что? — сказал Тимка ты, утопленник! — прикрикнул на Махотина Саша Водянин. — Говорит тебе человек, что не знает, — значит, не знает…
Тут бы и кончиться разговору, да нет, Лена Нестерова влезла:
— Раз из Западной Германии письмо, наверно, он власовцем стал или бендеровцем. В войну такие были…
— Не бендеровцем, а бандеровцем!..
— Да чего ты болтаешь! — возмутился Миша Решетов. — «Власовцем, власовцем»! Как же он мог, когда он на кладбище у нас лежит? Я и то помню, как его хоронили…
— Не о нем же речь! — возразил Саша. — От первого мужа Матвеевны письмо… Ведь, говорят, написано там на конверте — от первого…
— А я, девочки, что-то никак не пойму, — вступила в разговор Зина Рылова, самая что ни на есть спокойная и рассудительная девочка в классе. — Ведь первый муж Марии Матвеевны на войне погиб. В Чехословакии будто, говорили…
— Мало ли что говорили!
— Это еще как сказать!
Ребята опять загалдели, и только Тимка стоял молча, не зная, что делать.
Наконец громко зазвенел долгожданный звонок.
— Пошли-ка лучше! — предложил Саша Водянин. — И вообще, какое это имеет отношение к Тимофею? Это ведь не его отец, — добавил Саша, желая, видимо, закончить разговор.
Тут уже сам Тимка не выдержал.
— Нет, он мой отец, — сказал он тихо, но упрямо. — Он мой первый папка… Мой! Мой!
Лет сорок тому назад, в С.-Петербурге на Васильевском Острове, в Первой линии, жил-был содержатель мужского пансиона, который еще до сих пор, вероятно, у многих остался в свежей памяти, хотя дом, где пансион тот помещался, давно уже уступил место другому, нисколько не похожему на прежний. В то время Петербург наш уже славился в целой Европе своею красотой, хотя и далеко еще не был таким, каков теперь. Тогда на проспектах Васильевского Острова не было веселых тенистых аллей: деревянные подмостки, часто из гнилых досок сколоченные, заступали место нынешних прекрасных тротуаров. Исаакиевский мост, узкий в то время и неровный, совсем иной представлял вид, нежели как теперь; да и самая площадь Исаакиевская вовсе не такова была. Тогда монумент Петра Великого от Исаакиевской площади отделен был канавою; Адмиралтейство не было обсажено деревьями, манеж Конногвардейский не украшал площади прекрасным нынешним фасадом, - одним словом, Петербург тогдашний не то был, что теперешний. Города перед людьми имеют, между прочим, то преимущество, что они иногда с летами становятся красивее... Впрочем, не о том теперь идет дело. В другой раз и при другом случае я, может быть, поговорю с вами пространнее о переменах, происшедших в Петербурге в течение моего века, теперь же обратимся опять к пансиону, который лет сорок тому назад находился на Васильевском Острове, в Первой линии.
Дом, которого вы теперь - как уже вам сказывал - не найдете, был о двух этажах, крытый голландскими черепицами. Крыльцо, по которому в него входили, было деревянное и выдавалось на улицу. Из сеней довольно крутая лестница вела в верхнее жилье, состоявшее из восьми или девяти комнат, в которых с одной стороны жил содержатель пансиона, а с другой были классы. Дортуары, или спальные комнаты детей, находились в нижнем этаже, по правую сторону сеней, а по левую жили две старушки-голландки, из которых каждой было более ста лет и которые собственными глазами видали Петра Великого и даже с ним говаривали. В нынешнее время вряд ли в целой России вы встретите человека, который бы видал Петра Великого; настанет время, когда и наши следы сотрутся с лица земного! Все проходит, все исчезает в бренном мире нашем... но не о том теперь идет дело.