особую роль в обоих стихотворениях играют взаимоотношения лирического «я» и лирического «ты». и в «жирафе», и в «заблудившемся трамвае» лирическое «ты» подразумевает конкретный женский образ. в первом стихотворении это а.ахматова, во втором – дальняя родственница гумилева мария кузьмина-караваева (в стихотворении машенька), в которую поэт одно время был влюблен. в «жирафе» лирическое «ты» появляется в первом и двух заключительных катренах. своеобразная «повествовательная рамка», образованная двумя обращениями «рассказчика» к слушательнице, придает стройность композиции (закольцовывает ее), а также способствует возникновению конфликта между лирическим «я» и лирическим «ты», который на лексическом уровне раскрывается в четвертом катрене: «я знаю веселые сказки таинственных стран» - «но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман». метафорический образ «тяжелого тумана» (в разных сборниках эпитет варьируется: «тяжелый» - «болотный») становится неотъемлемой частью гнетущего, рационального мира героини, «мира дождя», в котором нет места чувственным эмоциям и впечатлениям. отсюда разница в отношении к изображаемой картине между рассказчиком и той, кому он формально адресует ее. лирический герой принадлежит к яркому, «тропическому» миру «озера чад» (озеро чад – «сердце африки», ее символ), наполненному необъяснимыми звуками, «веселыми» красками, «немыслимыми» запахами (так называемая синестезия). в своем мироощущении он полагается не на мысли, а на чувства. поэтому в его мире сосуществуют отражение луны на водной глади озера и «цветные паруса корабля» (могут ли быть различимыми цвета ночью в африканских на вопросы, в какой же «мраморный грот» прячется жираф на закате и что же при этом «чудесного видит земля», может дать ответ только творческое воображение лирического героя, частичку которого он стремится передать своей слушательнице.
лирический герой стихотворения «заблудившийся трамвай» так же, как и лирический герой «жирафа», больше полагается на голос души, чем на голос разума. поэтому на вопрос героя: «где я? » отвечает «томно и тревожно» стучащее сердце. это «биение» прослеживается и в названии стихотворения, которое, в сравнении с «жирафом», несет большую смысловую нагрузку, экспрессивному эпитету «заблудившийся». во всем же стихотворении немногочисленные эпитеты играют гораздо меньшую роль, чем разнообразные аллегории и туманные, необычные метафоры. опять же, сравнивая два стихотворения, мы замечаем. что в «жирафе» общую, несколько статичную картину , прежде всего, изысканные эпитеты: «грациозная», «волшебные», «таинственных» и другие. в одной из своих статей (1910 г.) гумилев писал: «поэзия есть мысль, а мысль прежде всего движение». поэтому следует обратить внимание на особую роль глаголов в «заблудившемся трамвае». раскрепощение глагола в прямом и смыслах освобождает энергию слова, которое становится первозданной «прямой силой». и вот пример этого:
и сразу ветер знакомый и сладкий,
и за мостом летит на меня
всадника длань в железной перчатке
и два копыта его коня.
сила этих строк очевидна. единственный глагол «летит», сам по себе зауряднейший (летят дни, летят птицы, летит снег…), действительно «летит», передает напряженное движение чего-то грандиозного, неотвратимого. многие критики называют «заблудившийся трамвай» вещью «насквозь пушкинской». действительно, пушкин с его ясностью, точностью и гармонией был эстетическим и духовным ориентиром гумилева.
в «заблудившемся трамвае» - и отблеск «капитанской дочки», и мощное эхо «медного всадника». и смысловой подтекст в этих произведениях общий – затерянность в миражах и бездорожье «бурана».
наряду с тематическим и идейным различиями стихотворений «жираф» и «заблудившийся трамвай», контраст отчетливо прослеживается и на фонетическом уровне, и в ритмической организации. «жираф» написан пятистопным амфибрахием, который в заключительных строках первого и пятого катренов превращается в трехстопный: «изысканный бродит жираф». неизбежное замедление темпа чтения этих строк позволяет поэту заострить на них внимание читателей, поставить особое «смысловое ударение». изменение фонетического звучания работает на общий смысл: усиливает контраст двух рефлексирующих миров ( громогласного и отважного [р] («шкуру его украшает волшебный узор», «прячется в мраморный грот») – нагнетание шипящих и свистящих согласных («сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд», «ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя»). гораздо сложнее дело обстоит с «заблудившимся трамваем». ритмический и фонетический рисунок меняется буквально в каждом стихе, создавая общее впечатление неустроенности, блуждания, поиска.
таким образом, стихотворению «жираф» присуща большая ритмическая размеренность и внешняя композиционная стройность. «заблудившийся трамвай» поражает новизной звучания и необыкновенно глубоким смысловым подтекстом.
жила - была царевна и не было ей равных ни по красоте ни по уму. но царевна эта была не простая, умела она колдовать и чудеса делать. и вот как то раз узнал об этом злой волшебник и захотел жениться на ней, на что чудо царевна ответила ему: "я красива и умна, а ты безобразен и не образован, не пойду я за тебя замуж! ". разозлился чародей, превратился в коршуна и хотел заклевать царевну до смерти, а она обратилась лебедем и полетела к синему морю искать себе спасения. прилетела она на море, опустилась на волны, а коршун воды боится и так и стал носится над ней.
В начале 60-х годов XIX века казалось, что достаточно небольшого усилия, и народ свергнет крепостное право, а вместе с ним и самодержавие, наступит счастливое время. Но крепостное право отменили, а свобода и счастье так и не наступили. Отсюда реальное осознание поэтом того, что это долгий исторический процесс, до конечного результата которого ни он, ни молодое поколение (в стихотворении именно его олицетворяет Ваня) не доживут. Почему же столь пессимистичен поэт? В произведении народ изображен в двух ипостасях: великий труженик, по делам своим заслуживающий всеобщего уважения и восхищения, и терпеливый раб, которого остается лишь не оскорбив этой жалостью. Вот эта-то рабская покорность и заставляет Некрасова сомневаться в скором изменении народной жизни к лучшему. Повествование открывается картиной природы, написанной сочно, пластично и зримо. Уже первое, по-мужицки раскатившееся слово “ядреный”, столь необычное для пейзажной лирики, дает особое ощущение свежести и вкуса здорового воздуха и оказывается дерзкой заявкой на демократизм, народность произведения. Красота и гармония природы оказываются поводом, чтобы заговорить о мире людей.
Славная осень! Морозные ночи,
Ясные, тихие дни.. .
Нет безобразья в природе!
В отличие от природы, людское общество полно противоречий, драматичных столкновений. Для того чтобы рассказать о тяжести и подвиге народного труда, поэт обращается к приему, достаточно известному в русской литературе, — описанию сна одного из участников повествования. Сон Вани — это не только условный прием, а реальное состояние мальчика, в чьем растревоженном воображении рассказ о страданиях строителей дороги рождает фантастические картины с ожившими под лунным сиянием мертвецами.
Чу! восклицанья послышались грозные!
Топот и скрежет зубов;
Тень набежала на стекла морозные.. .
Что там? Толпа мертвецов!
В картине сна труд предстает и как небывалое страдание, и как осознаваемый самим народом подвиг (“Божий ратники”). Отсюда та высокая патетическая манера, в которой говорится о людях, вызвавших к жизни бесплодные дебри и обретших в них могилу. Картина свежей и прекрасной природы, открывающая стихотворение, не только контрастирует с картиной сна, но и соотнесена с ней в величии и поэтичности.
...Братья! Вы наши плоды пожинаете!
Нам же в земле истлевать суждено.. .
Все ли нас, бедных, добром поминаете
Или забыли давно?.. .
''Левша'
Самая большая проблема, раскрытая Лесковым в сказе «Левша» - это проблема невостребованности талантов русского народа.
Лескова переполняют не только чувства любви и привязанности к своему народу, но и гордость за таланты соотечественников, за их нескрываемый искренний патриотизм.
В главном герое Левше подразумеваются все небогатые талантливые люди того времени, которые не имели возможности развивать свой талант и применять свои умения. Эти люди, обладая природным даром, выполняли такие вещи, которые и не снились хваленым англичанам. Имей Левша хоть немного знаний из арифметики, так блоха бы еще и танцевала. Будь Левша корыстнее и ленивее, он мог выкрасть блоху и продать, ведь за работу ему ни гроша не заплатили.
Однако, государь, изумляясь искусству заморских мастеров, даже и не вспомнил о талантах своего народа. И даже когда Платов доказал, что оружие сделано тульскими умельцами, царю стало жаль, что они сконфузили гостеприимных англичан.
В тоже время Левша, находясь за границей, ни на минуту не забывал о Родине и родителях. На все заманчивые предложения англичан он отвечал отказом: «Мы к своей родине привержены …»