ответы на вопросы по 9ой статье белинского про роман евгний онегин вопросы 1. образ татьяны 2. образ ленского 3. финал романа ответы на вопросы приводить цитатами из статьи
«Татьяна — существо исключительное, натура глубокая, любящая, страстная. Любовь для нее могла быть или величайшим блаженством, или величайшим бедствием жизни, без всякой примирительной середины. При счастии взаимности любовь такой женщины — ровное, светлое пламя; в противном случае — упорное пламя, которому сила воли, может быть, не позволит прорваться наружу, но которое тем разрушительнее и жгучее, чем больше оно сдавлено внутри. Счастливая жена, Татьяна спокойно, но тем не менее страстно и глубоко любила бы своего мужа, вполне пожертвовала бы собою детям, но не по рассудку, а опять по страсти, и в этой жертве, в строгом выполнении своих обязанностей нашла бы свое величайшее наслаждение, свое верховное блаженство. И все без фраз, без рассуждений, с этим спокойствием, с этим внешним бесстрастием, с этою наружною холодностью, которые составляют достоинство и величие глубоких и сильных натур».
«Это дивное соединение грубых, вульгарных предрассудков с страстию к французским книжкам и с уважением к глубокому творению Мартына Задеки возможно только в русской женщине. Весь внутренний мир Татьяны заключался в жажде любви, ничто другое не говорило ее душе, ум ее спал...»
«Для Татьяны не существовал настоящий Онегин, которого она не могла ни понимать, ни знать; следовательно, ей необходимо было придать ему какое-нибудь значение, напрокат взятое из книги, а не из жизни, потому что жизни Татьяна тоже не могла ни понимать, ни знать. Зачем было ей воображать себя Кларисой, Юлией, Дельфиной? Затем, что она и саму себя так же мало понимала и знала, как и Онегина».
«Татьяна не могла полюбить Ленского и еще менее могла полюбить кого-нибудь из известных ей мужчин: она так хорошо их знала, и они так мало представляли пищи ее экзальтированному, аскетическому воображению...»
«Есть существа, у которых фантазия имеет гораздо более влияния на сердце, нежели как думают об этом. Татьяна была из таких существ».
После дуэли, отъезда Онегина и посещения Татьяной комнаты Онегина «она поняла наконец, что есть для человека интересы, есть страдания и скорби, кроме интереса страданий и скорби любви... поняла, но только умом, головою, потому что есть идеи, которые надо пережить и душою и телом, чтоб понять их вполне, и которых нельзя изучить в книге. И поэтому книжное знакомство с этим новым миром скорбей если и было для Татьяны откровением, это откровение произвело на нее тяжелое, безотрадное и бесплодное впечатление; оно испугало ее, ужаснуло и заставило смотреть на страсти, как на гибель жизни, убедило ее в необходимости покориться действительности, как она есть, и если жить жизнию сердца, то про себя, во глубине своей души, в тиши уединения, во мраке ночи, посвященной тоске и рыданиям. Посещения дома Онегина и чтение его книг приготовили Татьяну к перерождению из деревенской девушки в светскую даму, которое так удивило и поразило Онегина».
«Татьяна не любит света и за счастие почла бы навсегда оставить его для деревни; но пока она в свете — его мнение всегда будет ее идолом, и страх его суда всегда будет ее добродетелью... Но я другому отдана, — именно отдана, а не отдалась! Вечная верность — кому и в чем? Верность таким отношениям, которые составляют профанацию чувства и чистоты женственности, потому что некоторые отношения, не освящаемые любовью, в высшей степени безнравственны... Но у нас как-то все это клеится вместе: поэзия — и жизнь, любовь — и брак по расчету, жизнь сердцем — и строгое исполнение внешних обязанностей, внутренне ежечасно нарушаемых... Восторженные идеалисты, изучившие жизнь и женщину по повестям Марлинского, требуют от необыкновенной женщины презрения к общественному мнению. Это ложь: женщина не может презирать общественного мнения, но может жертвовать им скромно, без фраз, без самохвальства, понимая всю великость своей жертвы, всю тягость проклятия, которое она берет на себя, повинуясь другому высшему закону — закону своей натуры, а ее натура — любовь и самопожертвование...»
говоря о героях романа шолохова «поднятая целина», в первую очередь, нужно обратить внимание на их неоднородность. одним из ярких представителей крестьянства является кондрат майданников. казалось бы, это совсем неприметный человек, но его отличает удивительная воля и желание стать частью нового, справедливого общества. изначально майданников уверен, что колхоз – это единственный путь к лучшей жизни. сомнения приходят к нему намного позднее. писатель так передает его размышления: «как будет в колхозе? всякий ли почувствует, поймет так, как понял он, что путь туда – единственный, что это – что, если разбредутся люди через неделю же, испугавшись трудного? тогда – на шахты, кинув гремячий на всю жизнь». важно отметить, что «перестраиваться» герою было весьма нелегко. с трудом он начал заботиться и волноваться не только о своем хозяйстве, но и о чужом добре. пристально вглядываясь в душевный мир своего героя, м. шолохов показывает, что дело тут не только в «инстинкте собственничества», в силе привычки, тяготевшей над сознанием и чувством. трудная душевная борьба героя находит свое психологическое объяснение, как мне кажется, в условиях жизни самого кондрата. тяжелым трудом, отказывая себе и своей семье в самом необходимом, потом и кровью, собирал кондрат свое немудрое хозяйство. «все это оттого, что трудно наживалося. у кого всего по ноздри, этому, небось, не так жалко», - думает герой. на мой взгляд, есть некоторый иронический подтекст в словах шолохова «нелегко давался кондрату колхоз! со слезой и с кровью рвал кондрат пуповину, соединявшую его с собственностью, с быками, с родным паем земли». но и симпатия писателя к этому герою несомненна. еще одним ярким представителем крестьянства является иван аржанов. тяжело складывалась жизнь этого человека, который много вытерпел, начиная еще с детских лет. всю жизнь он тешил себя надеждой отомстить людям, избившим его отца и сделавшим калекой его. перед смертью отец сказал ивану: «вот что, сынок, тебе уже тринадцатый год идет, ты после меня останешься за хозяина, запомни: били меня аверьян архипов и два его брата, афанасий и сергей косой…сейчас ты маленький, вырастешь большой – вспомни про мои муки и убей аверьяна! » иван аржанов исполнил обещание, данное им отцу. но мстил он, в первую очередь, за жестокие издевательства над человеком и лишь потом - за свою боль. таков этот простой казак… нельзя не вспомнить и образ ипполита шалого, который больше всего ценил в людях доброту и понимание. однажды в его курене жил «ответственный районный работник». от хозяев он требовал, чтобы «картошку не на сковородке, а на тарелке приносили» и чтобы не подавали рушник, а какую-нибудь салфетку. на что «рассерчал ипполит шалый и говорит: «гнида ты вонючая, а не культурный человек! ежели ты культурный, так жри на том, что тебе , и утирайся тем, что … бери-ка … свою портфелю, милый человек, и дуй на все четыре стороны, а мне ты, такой гордый, окончательно без надобности». шолохов показывает, что крестьяне – это люди, чувством собственного достоинства и также заслуживающие внимания и уважения. совсем иные герои - половцев и островной, которые не могут смириться с новой властью. так, яков лукич островной до революции мечтал о большом хозяйстве, о паровой мельнице, об автомобиле, о сыне-офицере в белых перчатках. но всему это не суждено было сбыться, ибо война, а затем и советская власть, полностью отрезали его от прошлого. «не будь гонения на богатых, я бы, может, теперь по своему старанию первым человеком в хуторе был», - с горечью говорит островнов половцеву. в характере половцева сентиментальность чудовищно переплетается с жестокостью. так, например, в некоторые моменты своей жизни этот человек проявляет удивительную нежность и добрые чувства. он говорит якову лукичу: «люблю я, лукич, кошек! лошадь и кошка – самое чистоплотное животное…кошек чертовски люблю. и детей. маленьких. люблю, даже как-то болезненно. детских слез не могу слышать, все во мне переворачивается…» но если сопоставить эти слова с эпизодом, когда половцев зверски зарубил топором хопрова и задушил его жену, а затем преспокойно пил «взвар» и ел груши, то раскрывается истинная сущность этого человека.
Любим торцов — герой комедии а.н.островского «бедность не порок» (1853, первонач. назв. «гордым бог противится»). духовный облик л.т. стал центром критико-публицистической полемики вокруг пьесы. славянофилы расценили его появление как «новое слово» в искусстве, связанное с раскрытием национального идеала. восклицание героя «шире дорогу — любим торцов идет! » стало для них символом победы национальных начал в искусстве. «демократическая» критика отнеслась скептически и к чрезмерной восторженности славянофилов, и к моральному пафосу образа л.т. промотавшийся брат богатого купца, л.т. ходит по городу «скоморохом», по копеечке собирает, «шута из себя разыгрывает». в отместку выгнавшему его брату гордею л.т. «созорничал»: пошел да с нищими стал у собора, осрамил брата «на весь город». на святках, когда «на улице праздник, у всякого в доме праздник», острее чувствуется одиночество л.т, душа которого «иззябла». горькое шутовство л.т, необходимость паясничать за кусок хлеба делают его «юродивым поневоле». в поведении л.т. прослеживаются черты сознательного социального самоуничтожения, роднящие его с юродивыми древней руси. его «обветшалый бурнус» сродни «худым ризам», в которых юродивые, «ругался миру», обличали ничтожество здравого смысла и практических нужд перед ликом божьей правды. о ней помнит л.т, когда восклицает: «и моя слеза до неба дойдет! » л.т. никому не желает и не делает зла, «не заедает чужой век», сочувственно и любовно относится к хорошим людям, гневно-презрительно — к забывшим стыд и совесть. «изверг естества»,— говорит он об африкане коршунове, утратившем в себе образ божий. ключом к образу л.т. является его страстный монолог, в котором он просит брата не губить счастья дочери и выдать ее замуж по любви за бедного приказчика митю. в результате вмешательства л.т. «злодей» африкан посрамлен, загордившийся брат « в рассудок», бедные влюбленные соединились. слова жены гордея раскрывают смысл происшедших событии и роль в них л.т.: «люби-мушка < > снял ты с нашей души грех великий, не замолить бы его нам». л.т. не просто падший человек. важнейшая черта его личности — сознание своего падения. в образе л.т. островский раскрывает глубоко национальную черту характера: способность низко пасть, но не потерять при этом нравственную чистоту, в самом падении сохранить способность различения добра и зла. комедия островского, написанная в русле традиций народного театра, достаточно бесхитростна. почти притчевый сюжет, однокра-сочность характеров, четко разделенных на «гордых» и «смиренных», благополучный финал напоминают о старинных жанрах «слезной комедии» и народной мелодрамы. но образ л.т. явился исключением. островский создал его по законам реалистического искусства и тем самым сделал комедию значительным событием в театра. воздействие образа л.т. ощутимо сказалось в творчестве ф.м.достоевского (мармеладов в романе «преступление и наказание») и л.н.толстого (федя протасов в драме «живой труп»). первый исполнитель роли л.т.— п.м.садовский (1854), которому островский посвятил комедию. среди других исполнителей — в.в.самойлов (1854), м.с.щепкин (1855), п.в.васильев (1861), а.а.остужев (1934). лит.: чернышевский н.г. «бедность не порок» // а.н.островский в критике. м., 1948; григорьев а.а. по поводу спектакля 10 мая (1863) «бедность не порок» островского // григорьев а.а. театральная критика. л., 188s; боцяновский в.ф. любим торцов // памяти а.н.островского. пг., 1923.
«Татьяна — существо исключительное, натура глубокая, любящая, страстная. Любовь для нее могла быть или величайшим блаженством, или величайшим бедствием жизни, без всякой примирительной середины. При счастии взаимности любовь такой женщины — ровное, светлое пламя; в противном случае — упорное пламя, которому сила воли, может быть, не позволит прорваться наружу, но которое тем разрушительнее и жгучее, чем больше оно сдавлено внутри. Счастливая жена, Татьяна спокойно, но тем не менее страстно и глубоко любила бы своего мужа, вполне пожертвовала бы собою детям, но не по рассудку, а опять по страсти, и в этой жертве, в строгом выполнении своих обязанностей нашла бы свое величайшее наслаждение, свое верховное блаженство. И все без фраз, без рассуждений, с этим спокойствием, с этим внешним бесстрастием, с этою наружною холодностью, которые составляют достоинство и величие глубоких и сильных натур».
«Это дивное соединение грубых, вульгарных предрассудков с страстию к французским книжкам и с уважением к глубокому творению Мартына Задеки возможно только в русской женщине. Весь внутренний мир Татьяны заключался в жажде любви, ничто другое не говорило ее душе, ум ее спал...»
«Для Татьяны не существовал настоящий Онегин, которого она не могла ни понимать, ни знать; следовательно, ей необходимо было придать ему какое-нибудь значение, напрокат взятое из книги, а не из жизни, потому что жизни Татьяна тоже не могла ни понимать, ни знать. Зачем было ей воображать себя Кларисой, Юлией, Дельфиной? Затем, что она и саму себя так же мало понимала и знала, как и Онегина».
«Татьяна не могла полюбить Ленского и еще менее могла полюбить кого-нибудь из известных ей мужчин: она так хорошо их знала, и они так мало представляли пищи ее экзальтированному, аскетическому воображению...»
«Есть существа, у которых фантазия имеет гораздо более влияния на сердце, нежели как думают об этом. Татьяна была из таких существ».
После дуэли, отъезда Онегина и посещения Татьяной комнаты Онегина «она поняла наконец, что есть для человека интересы, есть страдания и скорби, кроме интереса страданий и скорби любви... поняла, но только умом, головою, потому что есть идеи, которые надо пережить и душою и телом, чтоб понять их вполне, и которых нельзя изучить в книге. И поэтому книжное знакомство с этим новым миром скорбей если и было для Татьяны откровением, это откровение произвело на нее тяжелое, безотрадное и бесплодное впечатление; оно испугало ее, ужаснуло и заставило смотреть на страсти, как на гибель жизни, убедило ее в необходимости покориться действительности, как она есть, и если жить жизнию сердца, то про себя, во глубине своей души, в тиши уединения, во мраке ночи, посвященной тоске и рыданиям. Посещения дома Онегина и чтение его книг приготовили Татьяну к перерождению из деревенской девушки в светскую даму, которое так удивило и поразило Онегина».
«Татьяна не любит света и за счастие почла бы навсегда оставить его для деревни; но пока она в свете — его мнение всегда будет ее идолом, и страх его суда всегда будет ее добродетелью... Но я другому отдана, — именно отдана, а не отдалась! Вечная верность — кому и в чем? Верность таким отношениям, которые составляют профанацию чувства и чистоты женственности, потому что некоторые отношения, не освящаемые любовью, в высшей степени безнравственны... Но у нас как-то все это клеится вместе: поэзия — и жизнь, любовь — и брак по расчету, жизнь сердцем — и строгое исполнение внешних обязанностей, внутренне ежечасно нарушаемых... Восторженные идеалисты, изучившие жизнь и женщину по повестям Марлинского, требуют от необыкновенной женщины презрения к общественному мнению. Это ложь: женщина не может презирать общественного мнения, но может жертвовать им скромно, без фраз, без самохвальства, понимая всю великость своей жертвы, всю тягость проклятия, которое она берет на себя, повинуясь другому высшему закону — закону своей натуры, а ее натура — любовь и самопожертвование...»