Найдите в этом отрывке разные образы! заранее)) не зря поговорка гласит, что у страха глаза велики. ворог почему-то всегда кажется выше, дородней, свирепей, ловчей, чем ты сам. опытный воин старается не поддаться такому ощущению, догадываясь, что и враг в это время переживает примерно такое же самое чувство. как ордынская рать ужасала сторону своей несметностью, диким видом своей пехоты (а из-за холма, обтекая его макушку, все переваливались и переваливались новые ряды, и не было этому конца-края, как будто сама земля извергала их из себя, забыв о мере), так и воинство, светящееся доспехами и оружием, овеваемое узорочьем стягов и хоругвей, подпираемое с одного и с другого плеча бронзовой крепью дубрав, смело и повсеместно выступающее вперед, бесчисленное, торжественно-праздничное (и это нищая русь, захудалый лесной улус великой ошеломляло и приводило в ужас своих противников. судя по солнцу, наступил полдень, когда выдвинутые вперед сторожевые полки двух ратей окоротили шаг и застыли друг против друга на расстоянии полупоприща. грудью коня, как тяжелая лодка воду, раздвигая пехоту, из гущи ордынцев выезжал наперед всадник, и но мере его продвижения в обоих ратях становилось все тише. когда он выехал, увидели, что это не знатный мурза, жаждущий покрасоваться перед началом боя, и не посол, которому поручено передать стороне какое-нибудь последнее условие. тучный, дебелый видать, целого барана поглотить за один присест, он что-то яростно выкрикивал и гарцевал на своем коне-великане, у которого только что пламя не пыхало из ноздрей. он был, похоже, пьян — то ли от гнева, то ли от мяса и кумыса. он рычал, как пардус, выпущенный из клетки, и насмешливо выкликал жертву, обещая разодрать ее в клочья и разметать по полю. и сторона оскорбленно молчала. к появлению этого страшилища не были готовы. единоборца — великана, ругателя и насмешника — в запасе не имели. наступило замешательство, тягостное, стыдное, какое всегда бывает, когда среди своих не находится того, кто бы посмел принять вызов, ответить по достоинству за всех. каждый думал про себя: «да уж мне-то куда? осрамлю и себя, и все » озирались пристыженно: ну кто же, или не найдется ни и знали заранее, что подобного этому, точно, не найти, не уродились такие, среди многих десятков тысяч нет ни единого. а единоборец все разъезжал перед своими и пуще багровел, и рыкал, отрыгивая обрывки то ли молитв, то ли ругательств, и за его спиной уже похохатывали. но вот облегчающий выдох по . качнулись ряды, и вперед медленно, как бы в раздумье, выехал всадник в черной одежде схимника дальше, к тем, кто не мог видеть и еще не знал, почему остановились. пересвет оглянулся, как бы кого разыскивая глазами и не находя, и поклонился. и все напоследок рассмотрели его бледное взволнованное лицо в тени схимнического куколя. ои был велик ростом, плечист, красив и статен, но все же ордынец выглядел крупней его, куда крупней. затем пересвет отвернулся, выровнял на весу копье, прижал его локтем к боку и пустил коня вскачь. ордынец сорвался ему навстречу. они сшиблись глухо, кони под ними сразу стали заваливаться, рухнули замертво вместе со всадниками. единоборцы лежали недвижно, окованные дремучим сном. это случилось в один миг, и все, кто видел, опешили от неожиданности происшедшего. художники на миниатюрах в летописных сводах изображали пересвета лежащим поверх поверженного им врага, с рукой, застывшей в благословляющем движении. он будто показывал рукой то направление, в котором, минуя его тело, пойдут вперед, дальше, и сотворят наконец победу, начало которой положил сейчас он.
