Что реальное мы видим в повести? Перед нами Петербург, Невский проспект, по которому снуют люди. А вот и главный герой, майор Ковалев, франт и модник, ищущий в столице тепленькое местечко. Ничего фантастического! Сплошная проза жизни!
Фантастика начинается в тот момент, когда майор на Невском проспекте вдруг увидит…свой нос! Герой ошарашен, изумлен! Да и как не испытать этого, если его собственный нос «был в мундире», разъезжал на извозчике, молился в церкви…Ковалев «чуть не сошел с ума». Он преследует свой нос, пытается уговорить его вернуться на место…Да где там! Нос ведет себя независимо и принадлежность майору Ковалеву отрицает.Фантастика! Чистой воды фантастика! Кто виновник таинственного отделения носа Ковалева в повести не указано. Преследователя, виновника нет, но преследование все время ощущается. Тайна захватывает читателя буквально с первой фразы, о ней постоянно напоминается, она достигает кульминации, а разрешения этой тайны нет. Таинственным является не только отделение носа, но и то, как он существовал самостоятельно. Думаете, в финале повести мы узнаем, чем закончилась эта занимательная история? Нет! Финал повести сохраняет фантастическую интригу: "Но здесь происшествие закрывается туманом, и что далее произошло, решительно ничего не известно".
Таким образом, могу сделать вывод, что фантастика и реальность идут в повести рука об руку и служат одному: нарисовать чудовищную власть чинопочитания, показать всю нелепость человеческих взаимоотношений в условиях деспотическо-бюрократической субординации, когда личность, как таковая, теряет всякое значение.
1. Далеко-далеко ща лесом 2-3.Один-единственный раз в году братьям, которых злая мачеха превратила в лебедей, позволено летать на родину. Лететь им приходится два полных дня, через море с малюсеньким островком, где можно кое-как приземлиться и передохнуть. И лишь одиннадцать дней лебеди могут побыть в краях, где родились, а затем снова должны покинуть родной дом. 4.братья сделали прочную сетку из тростника 5.Дикие лебеди превратились в людей, когда их сестра накинула на них рубашки, связанные ею из кладбищенской крапивы. Она не успела довязать у последней рубашки один рукав, поэтому у младшего брата одно крыло не превратилось в руку.
