Комедия «Горе от ума» — явление в русской литературе редчайшее. Более шестидесяти лет назад поэт А. Блок заметил, что комедия не разгадана до конца, и мы не очень-то хорошо разобрались в его настоящем. Кто же все-таки он, Чацкий?
Уже буквально первые реплики приоткрывают нам его душевный мир. Мы видим натуру цельную, полностью отдающуюся чувству, переполняющему ее: любви к Софье.
Чацкий, подобно влюбленному Ромео, «перенесся на крылах любви» и ему также не помеха родные Софьи, сам Фамусов, взгляды которого отнюдь не разделяет Чацкий.
Итак, Чацкий, полный радужных надежд и фантастических планов, не заезжая даже домой (это после трехлетней разлуки!), мчится к Софье:
Чуть свет уж на ногах! И я у ваших ног.
И что же он находит? Софья не обрадована, а скорее даже огорчена, раздражена его приездом. Он не может понять причины такого отношения и думает, что виновница холодности Софьи — разлука. Он даже представить себе не может, что Софья (умница Софья!) предпочла его Молчалину. Даже когда это становится очевидным, Чацкий не верит, утешая себя мыслью: «Она его не уважает». Для Чацкого ум остается неизменным (если не основным) качеством, за которое можно полюбить человека. . Именно потому, что это качество отсутствует у Скалозуба, Чацкий исключает его как потенциального соперника. Именно поэтому он не верит, что Молчалин — ее избранник.
… Прежде был так глуп, Уж разве поумнел? —
недоумевает Чацкий. Для него загадка, почему Софья избрала Молчалина, но ему ясно одно: Софья его (Чацкого) больше не любит. Воздушные замки Чацкого разрушены, на их месте осталось пепелище.
В душе Чацкого происходит надлом. Он уже не тот, каким выл три года, три часа назад. Он ищет виновников своей трагедии — и находит их. Он видит, что среда, воспитавшая Молчалиных, подобна трупному яду, отравляющему и разлагающему живые организмы. Софья оказалась неустойчива к этому яду, и поэтому душа ее погибла.
Из огня тот выйдет невредим, Кто с вами день пробыть успеет, Подышит воздухом одним, И в нем рассудок уцелеет,
в гневе бросает Чацкий в лицо Фамусову и всем тем, кто после бала успел разъехаться по домам, но кто тоже несет немалую часть ответственности за эту трагедию.
«Вон из Москвы! Сюда я больше не ездок», — решает Чацкий. Он уезжает, увозя с собой «мильон терзаний» — неизбежных для человека с его темпераментом, умом и взглядами…
Чацкий умеет самостоятельно мыслить, и это пугает в нем Фамусова. Он не нуждается ни в чьем опыте, ни в чьих суждениях: он накапливает свой опыт, он имеет свои суждения. Если бы он захотел употребить свои для продвижения по службе, Москва была бы от него в восторге. Но он не захотел — и это само по себе стало уже вызовом для фамусовского общества.
Чацкий, с его остроумием и красноречием, мог быть украшением Москвы, а он «свет ругает наповал». А это Москва никому не прощает и простить не может. Чацкий нарушает покой фамусовского общества, и чтобы от него, они объявляют его безумным, они клевещут на его неумолимую логику, против которой трудно возразить, потому что возражать нечего. Чацкий пугает московских бар, потому что он носитель нового и передового. Они чувствуют где-то в глубине души, что Чацкий прав, что они «зек минувший». Сознание этого отягощает вину Чацкого в их глазах. Он произвел смятение в их обленизшихся умах, а из глубины души поднимается страх: «А что, если?»
Но Чацкий прав — и это придает ему силы, ума, духа и бодрости. Личная драма не делает его глупее — она лишь обостряет его чувствительность к несправедливости и обману. Его убеждения не пошатнулись под натиском доводов Фамусова. Он, как настоящий боец, обладает значительной силой воли и твердостью. Его оружие — острое, меткое, язвительное или страстное слово, правда и факты. Фамусовскому обществу трудно дать достойного противника Чацкому, поэтому они стремятся изгнать его. Но поздно: зерна сомнения посеяны, они непременно дадут всходы. Чацкий — человек действия, только такой человек может стать настоящим победителем, даже если он один «в поле воин», даже если количественный перевес — не на его стороне.
Ранние повести Астафьева «Стародуб», «Звездопад» и «Перевал» вызвали внимание критики: Эдварда Кузьмина в журнале «Новый мир» отмечала, что им свойственны «суровая, корявая шершавость звучания, неприглаженность, необструганность деталей и образов», «живое чувство слова, свежесть восприятия, зоркий глаз»[5].
Стиль повествования Астафьева передаёт взгляд на войну простого солдата или младшего офицера. В своих произведениях он создал литературный образ простого рабочего-воина — обезличенного ваньки-взводного, на котором держится вся армия и на которого в итоге «вешают всех собак» и списывают все грехи, которого обходят награды, зато в обилии достаются наказания. Этот наполовину автобиографичный, наполовину собирательный образ фронтовика-окопника, живущего одной жизнью со своими боевыми товарищами и привыкшего спокойно смотреть в глаза смерти, Астафьев во многом списал с самого себя и со своих фронтовых друзей, противопоставив его тыловикам-приживальщикам, которые в больших количествах обитали на протяжении всей войны в сравнительно безопасной прифронтовой зоне и к которым писатель до конца дней испытывал глубочайшее презрение.
По мнению маршала Дмитрия Язова (2013), признававшего «сильный литературный талант» Астафьева, он «очень черно писал о войне, надрывно, я бы сказал»[6].
Суровое, на грани подцензурного, изображение горьких и неприглядных сторон жизни свойственно и произведениям Астафьева из мирной жизни. Одним из первых он упомянул в печати (в «Краже», «Последнем поклоне») о «голодном 1933 годе», писал о подростковой жестокости, криминализованности советского общества как в довоенное время, так и при «развитом социализме», о наличии в нём обширного маргинального слоя, прозябавшего в темноте, насилии и саморазрушении, о неустоявшейся культуре и мелочности жизненных целей «городских», «выучившихся».
Большинство лирико-автобиографических рассказов (о сибирской деревне 1930-х годов), написанных Астафьевым для детей и подростков, вошло в сборник «Последний поклон».
Книги Астафьева за их живой литературный язык и реалистичное изображение военного и деревенского быта были популярны в СССР и за рубежом, в связи с чем они были переведены на многие языки мира и издавались многомиллионными тиражами.
2)Окончив университет в 1959 году, Распутин несколько лет работал в газетах Иркутска и Красноярска, часто бывал на строительстве Красноярской ГЭС и магистрали Абакан — Тайшет. Очерки и рассказы об увиденном позже вошли в его сборники «Костровые новых городов» и «Край возле самого неба».
В 1965 году показал несколько новых рассказов приехавшему в Читу на совещание молодых писателей Сибири Владимиру Чивилихину, который стал «крёстным отцом» начинающего прозаика. Среди русских классиков своими учителями Распутин считал Достоевского и Бунина.
С 1966 года — профессиональный литератор, с 1967 года — член Союза писателей СССР.
Первая книга «Край возле самого неба» вышла в Иркутске в 1966 году. В 1967 году в Красноярске была издана книга «Человек с этого света». В том же году повесть «Деньги для Марии» была опубликована в иркутском альманахе «Ангара» (№ 4), а в 1968 году она вышла отдельной книгой в Москве в издательстве «Молодая гвардия»[15].
В полную силу талант писателя раскрылся в повести «Последний срок» (1970), заявив о зрелости и самобытности автора.
Затем последовали: рассказ «Уроки французского» (1973), повести «Живи и помни» (1974) и «Прощание с Матёрой» (1976).
В 1981 году вышли новые рассказы: «Наташа», «Что передать вороне?», «Век живи — век люби».
Появление в 1985 году повести «Пожар», отличающейся остротой и современностью проблемы, вызвало большой интерес у читателя.
В последние годы писатель много времени и сил отдавал общественной и публицистической деятельности, не прерывая творчества. В 1995 году вышли в свет его рассказ «В ту же землю»; очерки «Вниз по Лене-реке». На протяжении 1990-х годов Распутин опубликовал ряд рассказов из «Цикла рассказов о Сене Позднякове»: Сеня едет (1994), Поминный день (1996), Вечером (1997).
В 2006 году вышло третье издание альбома очерков писателя «Сибирь, Сибирь…» (предыдущие издания 1991, 2000).
В 2010 году Союз писателей России выдвигал кандидатуру Распутина на присуждение Нобелевской премии по литературе.
В Иркутской области его произведения входят в региональную школьную программу по внеклассному чтению[16].
В 2013 году с Виктором Кожемяко опубликовал книгу «Эти двадцать убийственных лет».