Морозова — главная героиня, политзаключенная. В центре повествования этого раннего произведения писателя — рассказ конвойного-жандарма Гаврилова о девушке-«политичке» (политзаключенной) Морозовой, которую он сопровождал в ссылку. Рассказчику она показалась ребенком: «волосы русые, в одну косу собраны, на щеках румянец». Гаврилов сразу её, а дорогой даже думалось ему: «у начальства попросить да в жены её взять. Ведь уж я бы из неё дурь-то эту выкурил». Но больше всего удивляет рассказчика не гордая непокорность Морозовой, её постоянные препирательства с конвойными, а то, что она «побрезгала» с ними чай пить. Видя, что ссыльная больна и отказывается от его тулупа, он вынужден соврать ей, что тулуп казенный и «по закону арестованным полагается». Непреклонность Морозовой поражает даже её товарища по ссылке Рязанцева, который называет её «сектанткой» и «настоящей боярыней Морозовой». Знаменательны и слова Рязанцева: сломать её можно. «Вы и то уж сломали… Ну, а согнуть, — сам, чай, видел: не гнутся этакие». Умершая вскоре «сердитая барышня», которую жандармы назвали «чудной» за то, что она «как приехала, так прямо к ссыльному пошла», не выходит из головы Гаврилова, причем именно его-то образ и не брался в расчет радикалами, распространившими рассказ в России как пропагандистское, антиправительственное произведение. Сам же автор, положив в основу рассказа реальную историю (прототип — Е. Л. Улановская), явно хотел уйти от прямолинейности, показав сложность, а временами трагическую безысходность взаимоотношений с людьми. Гаврилов говорит: «От меня она зла не видала, а я на ней зла не помню», выражая тем самым свою приверженность христианской этике. Сугубо человеческие, родительские мотивы движут матерью Морозовой, которая, продав унаследованный дом, отправляется к своей «голубке», которая хоть и «побранит, рассердится», а «все же рада будет». Искренне плачет по безвременно погибшей жизни Чудной и «гулящая» девка со станции. Наконец, состраданием и томлением полна душа самого автора-повествователя. И только героиня — бесстрастная, хладнокровная, вот еще одно значение её фамилии — остается охваченной идеей борьбы. Современникам Короленко характер Морозовой казался символом силы духа, готовности к революционному самопожертвованию.
Морозова — главная героиня, политзаключенная. В центре повествования этого раннего произведения писателя — рассказ конвойного-жандарма Гаврилова о девушке-«политичке» (политзаключенной) Морозовой, которую он сопровождал в ссылку. Рассказчику она показалась ребенком: «волосы русые, в одну косу собраны, на щеках румянец». Гаврилов сразу её, а дорогой даже думалось ему: «у начальства попросить да в жены её взять. Ведь уж я бы из неё дурь-то эту выкурил». Но больше всего удивляет рассказчика не гордая непокорность Морозовой, её постоянные препирательства с конвойными, а то, что она «побрезгала» с ними чай пить. Видя, что ссыльная больна и отказывается от его тулупа, он вынужден соврать ей, что тулуп казенный и «по закону арестованным полагается». Непреклонность Морозовой поражает даже её товарища по ссылке Рязанцева, который называет её «сектанткой» и «настоящей боярыней Морозовой». Знаменательны и слова Рязанцева: сломать её можно. «Вы и то уж сломали… Ну, а согнуть, — сам, чай, видел: не гнутся этакие». Умершая вскоре «сердитая барышня», которую жандармы назвали «чудной» за то, что она «как приехала, так прямо к ссыльному пошла», не выходит из головы Гаврилова, причем именно его-то образ и не брался в расчет радикалами, распространившими рассказ в России как пропагандистское, антиправительственное произведение. Сам же автор, положив в основу рассказа реальную историю (прототип — Е. Л. Улановская), явно хотел уйти от прямолинейности, показав сложность, а временами трагическую безысходность взаимоотношений с людьми. Гаврилов говорит: «От меня она зла не видала, а я на ней зла не помню», выражая тем самым свою приверженность христианской этике. Сугубо человеческие, родительские мотивы движут матерью Морозовой, которая, продав унаследованный дом, отправляется к своей «голубке», которая хоть и «побранит, рассердится», а «все же рада будет». Искренне плачет по безвременно погибшей жизни Чудной и «гулящая» девка со станции. Наконец, состраданием и томлением полна душа самого автора-повествователя. И только героиня — бесстрастная, хладнокровная, вот еще одно значение её фамилии — остается охваченной идеей борьбы. Современникам Короленко характер Морозовой казался символом силы духа, готовности к революционному самопожертвованию.
Вероятно, село берет свое начало с появившихся здесь в XIV—XV вв. переселенцев, вышедших с территории Золотой Орды. По одной из версий название села происходит от женского имени Медяна. Село это издавна татарское — мусульманское. Крещеных татар здесь было немного. В XVII в. сюда была определена группа служилых татар (Уразейка Ишелеев, Утеш Ишеев и др.).
В 1790 г. в деревне насчитывалось 226 дворов с числом жителей в 1579 человек (779 мужчин и 800 женщин), площадь пашни составляла 3365,5 десятины. Рядом с деревней располагались четыре ветряные мельницы. Еще с дореволюционного времени махалля имела на своем содержании пять соборных мечетей. Две из них фиксированы по 1852 г. в метрических книгах. Обязанности имамов в них исполняли Арифулла Садеков и Абдел Вяхмят Сагидов. О зажиточности селения говорит и тот факт, что еще до 1917 г. в нем были хаджи, например, Багаутдин.
В беспокойные 60-е гг. XIX в. крестьяне Медян (46 мужчин и 58 женщин) обращаются к министру внутренних дел с разрешить им переселиться в Турцию. Тогда с подобными обращениями выступали мусульмане не только Симбирской губернии, куда входили в то время Медяны, но и другие, где проживали подданные России, исповедовавшие ислам.
В 20-е гг. XX в. в селе насчитывалось 1388 дворов; многие из медянцев жили за счет пчеловодства.
Благодаря поддержке верующих храмы продолжали функционировать. Стараниями священнослужителей приходы были оформлены властями, как законно действующие «общества». Это произошло в период с 1923 по 1927 гг. Тогда в первой соборной мечети место имама занимал Ахметжан Амутдинов. Абдул Вахитов был духовным главой второго прихода. Уважаемый и ученый человек, Абдрахман Хасянов совершал богослужения в третьей соборной мечети. В апреле 1923 г. «общество» четвертой мечети (число прихожан которой составляло 541 человек) подтвердило свое желание содержать приход своими пожертвованиями. Хасян Жамалетдинов и Халилулла Хусяинов, будучи авторитетными и достойными лидерами, остались в должности «соборных» имамов. На молитву в мечеть верующих призывал азанчей Хаммят Шиафетдинов. Муллой пятой соборной мечети в этот период являлся Фатех Каберов (Фатех Кабирович Вахитов) (1890-1937).
После 1917 г. шло постепенное вытеснение религиозного элемента в образовании и замена его светским. В здании, специально выстроенном для мектебе в 1903 г., в 20-е гг. расположилась «советская школа I ступени». Со временем именно недостатком помещений для образовательных учреждений мотивировали изъятие мечетей у верующих.
Первая из пяти существовавших мечетей, если начинать отсчет с восточной части селения, была единственной, имевшей крытое железом здание. Эту мечеть называли в советские времена мечетью Фатеха-муллы, по имени имама. В 1936/37 гг. здание мечети разрушили, сняли минарет. Подвергся репрессиям мулла Фатех Кабирович Вахитов. О возможном аресте его предупредил тогдашний председатель колхоза Сафа Салямов, (около 1895 г. р.; умер в Москве в 1960-х гг.). Однако Фатех-мулла не захотел оставить родное село и никуда не уехал. Он был арестован и расстрелян в 1937 г. (Кстати, и сам председатель колхоза Салямов был репрессирован: отбыл в местах лишения свободы шесть лет; репрессировали также его сына и дочь). До 1952 г. в здании мечети размещалась начальная школа (2 класса обучения). Некоторое время в 1952 г. помещение использовали как зернохранилище. Поскольку здание было в опасном, аварийном состоянии, в том же, 1952 г., его разобрали. Позже на этом месте поставили конюшню, которая существует и поныне.
Вероятно, село берет свое начало с появившихся здесь в XIV—XV вв. переселенцев, вышедших с территории Золотой Орды. По одной из версий название села происходит от женского имени Медяна. Село это издавна татарское — мусульманское. Крещеных татар здесь было немного. В XVII в. сюда была определена группа служилых татар (Уразейка Ишелеев, Утеш Ишеев и др.).
В 1790 г. в деревне насчитывалось 226 дворов с числом жителей в 1579 человек (779 мужчин и 800 женщин), площадь пашни составляла 3365,5 десятины. Рядом с деревней располагались четыре ветряные мельницы. Еще с дореволюционного времени махалля имела на своем содержании пять соборных мечетей. Две из них фиксированы по 1852 г. в метрических книгах. Обязанности имамов в них исполняли Арифулла Садеков и Абдел Вяхмят Сагидов. О зажиточности селения говорит и тот факт, что еще до 1917 г. в нем были хаджи, например, Багаутдин.
В беспокойные 60-е гг. XIX в. крестьяне Медян (46 мужчин и 58 женщин) обращаются к министру внутренних дел с разрешить им переселиться в Турцию. Тогда с подобными обращениями выступали мусульмане не только Симбирской губернии, куда входили в то время Медяны, но и другие, где проживали подданные России, исповедовавшие ислам.
В 20-е гг. XX в. в селе насчитывалось 1388 дворов; многие из медянцев жили за счет пчеловодства.
Благодаря поддержке верующих храмы продолжали функционировать. Стараниями священнослужителей приходы были оформлены властями, как законно действующие «общества». Это произошло в период с 1923 по 1927 гг. Тогда в первой соборной мечети место имама занимал Ахметжан Амутдинов. Абдул Вахитов был духовным главой второго прихода. Уважаемый и ученый человек, Абдрахман Хасянов совершал богослужения в третьей соборной мечети. В апреле 1923 г. «общество» четвертой мечети (число прихожан которой составляло 541 человек) подтвердило свое желание содержать приход своими пожертвованиями. Хасян Жамалетдинов и Халилулла Хусяинов, будучи авторитетными и достойными лидерами, остались в должности «соборных» имамов. На молитву в мечеть верующих призывал азанчей Хаммят Шиафетдинов. Муллой пятой соборной мечети в этот период являлся Фатех Каберов (Фатех Кабирович Вахитов) (1890-1937).
После 1917 г. шло постепенное вытеснение религиозного элемента в образовании и замена его светским. В здании, специально выстроенном для мектебе в 1903 г., в 20-е гг. расположилась «советская школа I ступени». Со временем именно недостатком помещений для образовательных учреждений мотивировали изъятие мечетей у верующих.
Первая из пяти существовавших мечетей, если начинать отсчет с восточной части селения, была единственной, имевшей крытое железом здание. Эту мечеть называли в советские времена мечетью Фатеха-муллы, по имени имама. В 1936/37 гг. здание мечети разрушили, сняли минарет. Подвергся репрессиям мулла Фатех Кабирович Вахитов. О возможном аресте его предупредил тогдашний председатель колхоза Сафа Салямов, (около 1895 г. р.; умер в Москве в 1960-х гг.). Однако Фатех-мулла не захотел оставить родное село и никуда не уехал. Он был арестован и расстрелян в 1937 г. (Кстати, и сам председатель колхоза Салямов был репрессирован: отбыл в местах лишения свободы шесть лет; репрессировали также его сына и дочь). До 1952 г. в здании мечети размещалась начальная школа (2 класса обучения). Некоторое время в 1952 г. помещение использовали как зернохранилище. Поскольку здание было в опасном, аварийном состоянии, в том же, 1952 г., его разобрали. Позже на этом месте поставили конюшню, которая существует и поныне.
