Жил один крестьянин. И был у него сын. По имени Иван. И все звали этого сына - Иван-крестьянский сын. Потому, что он был сыном крестьянина. Который назвал его Иваном. Крестьяне, они вообще, часто называли своих сыновей Иванами. Дочерей гораздо реже. Но у этого крестьянина дочери не было. А может и была. О том не ведаю. Но всё равно он назвал Иваном сына. Так у крестьян принято было. Иванами сыновей называть. А этого Ивана все не просто Иваном, а Иваном-крестьянским сыном звали. Отец потому что крестьянин у него был. То есть никто конечно точно не знал. Может и молодец какой заезжий постарался. Но все полагали, что всё же крестьянин. А то бы он сына Иваном не назвал. Какое имя позабористее придумал бы. Хотя он может и сам не знал. Думал, что уж этот-то точно его сын. Может похож был, не знаю. Так что назвал всё же Иваном. Как мать его называла, того не знает никто. Все остальные-то его Иван-крестьянский сын звали. Тоже, видно думали, что он сын крестьянина. А что мать его думала, она никому не говорила. Может и говорить было нечего. А может, и наоборот, было. Но всё равно молчала. Зовут сына: "Эй, Иван-крестьянский сын! " А она молчит. Улыбается только. Хотя может ей просто имя это нравилось. Хотя могло бы и поднадоесть. Крестьяне-то часто сыновей Иванами называли. Дочерей по-разному, а сыновей так. Хотя и неудобно бывало. Зато не забудешь. Хотя мать-то конечно, и так не забудет. Если будет, что вспомнить. Но если и помнит чего, молчит, улыбается. Так и жили.
Когда кавалеристы проходили через деревню бережки, снаряд разорвался на околице и ранил в ногу вороного коня. командир оставил раненого коня в деревне, а отряд ушёл дальше, пыля и позванивая удилами, - ушёл, закатился за рощи, за холмы, где ветер качал спелую рожь. коня взял к себе мельник панкрат. мельница давно не работала, но мучная пыль навеки въелась в панкрата. она лежала серой коркой на его ватнике и картузе. из-под картуза посматривали на всех быстрые глаза мельника. панкрат был скорый на работу, сердитый старик, и считали его колдуном. панкрат вылечил коня. конь остался при мельнице и терпеливо возил глину, навоз и жерди - панкрату чинить плотину. панкрату трудно было прокормить коня, и конь начал ходить по дворам побираться. постоит, пофыркает, постучит мордой в калитку, и, глядишь, ему вынесут свекольной ботвы, или чёрствого хлеба, или, случалось даже, сладкую морковку. по деревне говорили, что конь ничей, а вернее - общественный, и каждый считал своей обязанностью его покормить. к тому же конь - раненый, пострадал от врага. жил в бережках со своей бабкой мальчик филька, по прозвищу "ну тебя". филька был молчаливый, недоверчивый, и любимым его выражением было: "да ну тебя! ". предлагал ли ему соседский мальчишка походить на ходулях или поискать позеленевшие патроны, филька отвечал сердитым басом: "да ну тебя! ищи сам! ". когда бабка выговаривала ему за неласковость, филька отворачивался и бормотал: "да ну тебя! надоела! ". зима в этот год стояла тёплая. в воздухе висел дым. снег выпадал и тотчас таял. мокрые вороны садились на печные трубы, чтобы обсохнуть, толкались, каркали друг на друга. около мельничного лотка вода не замерзала, а стояла чёрная, тихая, и в ней кружились льдинки.
решили как-то миккель и бамсе вместе поле возделывать. вскопали они в лесу кусок целины и посеяли рожь.— как же мы урожай делить будем? — спрашивает медведь.— надо, чтоб все по справедливости было, — отвечает лис. — ты бери себе корешки, а мне и вершков довольно.наступила жатва, и снял лис богатый урожай зерна, а медведю одна солома да сорняки достались. разозлился старый бамсе, а лис ему и говорит: — ничего не поделаешь, такой уговор был. но коли хочешь, на сей раз бери вершки себе, а мне, так и быть, пускай корешки достанутся.и посадили они репу. поспела репа, выкопал ее миккель, а медведю одни только листья достались. рассердился медведь и с той поры никогда больше с лисом никаких дел не затевал.
