Чимало дум склав нард про муки українських невільників у татаро-турецькому полоні в ХVІ–ХVII століттях. Жорстокість ворогів не мала меж: бранців продавали на ринку, непокірних гноїли в темницях, на галерах, дітей віддавали в спеціальні військові школи, звідки вони виходили яничарами, літніх людей убивали. Розлучали матір з дочкою, брата з сестрою. Та не могли вбити у бранців любові до рідної землі, волелюбного духу. Саме такою є Маруся Богуславка. Вона — головна героїня, оскільки в центрі твору стоїть не звільнення козаків-бранців як факт сам по собі, а вчинок Марусі, її ім’ям і названо думу.Патріотичний подвиг української дівчини-невільниці оспівано в думі «Маруся Богуславка».
Гончаров не был ленивым, безвольным, бездеятельным, безразличным к жизни, пассивным, апатичным, не к труду. Обломов стал таким под влиянием обстановки, в которой он воспитывался в детстве. Вся жизнь в Обломовке деградации его личности. В семь лет Илья был любознательным, энергичным, подвижным мальчиком, но с каждым годом он становился все более ленивым, в нем зарождалась апатия, помимо этого, ему было неинтересно учиться, самосовершенствоваться, он считал труд скукой, не умел и не любил трудиться. Обломову был знаком труд души, из него вышел бы замечательный поэт или писатель, если бы он не был столь ленив. Истоком жизни на диване, которую провел Илья Ильич, было развитие в среде, где его нежили, лелеяли, не давали самостоятельно развиваться. Сон Обломова вот все
В стихотворении «О Муза! я у двери гроба!..» умирающий Некрасов писал:Не русский — взглянет без любви На эту бледную, в крови, Кнутом иссеченную Музу...«Ты любишь несчастного, русский народ! Страдания нас породнили», — скажет в конце своего подвижнического, крестного пути в Сибирь некрасовская героиня княгиня Волконская. Среди русских поэтов и писателей Некрасов наиболее глубоко почувствовал и выразил одухотворенную красоту страдания, его очищающую и просветляющую человека силу.В скорбный день кончины Некрасова Достоевский, писатель из чуждого вроде бы стана, не мог уже работать, а взял с полки все три тома его поэзии, стал читать и... просидел всю ночь. «В эту ночь, — говорил Достоевский, — я буквально в первый раз дал себе отчет, как много Некрасов-поэт занимал места в моей жизни... Мне дорого, очень дорого, что он «печальник народного горя» и что он так много и страстно говорил о горе народном, но еще дороже для меня в нем то, что в великие, мучительные и восторженные моменты своей жизни он... преклонялся перед народной правдой всем существом своим... Он болел о страданиях его всей душой, но видел в нем не один лишь униженный рабством образ, но мог силой любви своей постичь почти бессознательно и красоту народную, и силу его, и ум его, и страдальческую кротость его, и даже частию уверовать в будущее назначение его».Вместе с народом Некрасов очень рано понял и глубоко почувствовал, что на этой земле веселье и радость — залетные гости, а скорби и труды — неизменные спутники. Некрасов знал и высоко ценил тернистые пути, видел в них источник высокой духовности: «В рабстве ное / Сердце свободное — / Золото, золото, / Сердце народное!» Достоевский тонко почувствовал трепетный нерв, бьющий в глубине поэтического сердца Некрасова. Радость и красота его поэзии в художественной правде вечных христианских истин: не пострадавший — не не претерпевший скорбей и печалей — не обретет мира в душе. «Прочтите эти страдальческие песни сами, — призывал в «Дневнике писателя» Достоевский. — И пусть оживет наш любимый, страстный поэт. Страстный к страданию поэт!»
