Князь Пётр в летописных источниках не упоминается. Некоторые исследователи отождествляют Петра и Февронию с известным по летописям муромским князем Давыдом Юрьевичем и его супругой[1]. Князь Давыд Юрьевич правил в Муроме с 1205 по 1228 год и принял постриг с именем Петра, о его супруге практически ничего не известно. Князь Давыд Юрьевич и княгиня Ефросиния[2] (в иночестве Пётр и Феврония) имели сыновей Святослава[3] и Юрия и дочь Евдокию[источник не указан 198 дней]. По другой версии, Пётр и Феврония являются персонажами народных легенд[2].
Пётр и Феврония были канонизированы на церковном соборе 1547 года в качестве местночтимых святых. Днём их памяти является 25 июня (8 июля); 25 декабря 2012 года Священный Синод установил ещё одно празднование святым — в воскресенье перед 6 (19) сентября (перенесение их мощей в 1992 году).
Он вырвал Бэлу из родной среды, лишил дома, отца,
брата, он мучает ее своей холодностью.
Конечно, Печорину нравится Бэла.
Но это не главная причина похищения.
Печорин решается на похищение Бэлы,
потому что ему нравится противоречить окружающим.
Он решает похитить Бэлу, чтобы нарушить
традиции и правила горцев.
Кроме того похищение дает скучающему
Печорину острые ощущения.
В охоте, войне и в любви дикарки Бэлы,
Печорин жаждет найти утраченный вкус к жизни.
Хотя Печорин и был сильно увлечен Бэлой,
она для него была всего лишь лекарством от скуки,
которое он не задумываясь отбросил, как
только оно перестало действовать.
Это характеризует Печорина как эгоиста, человека, который привык получать то, что он хочет
Объяснение:
Философская проза и поэзия в последние десятилетия привлекают к себе все больший как читательский и общекультурный, так и литературоведческий интерес. Вместе с тем генезис философской художественной прозы - одна из наименее разработанных областей теории литературы.
Проблемы теоретического и историко-литературного осмысления философского пласта в русской классической и современной литературе все более привлекают внимание исследователей. Таким образом, вопрос об истоках философской прозы чрезвычайно значим. Изучение его в неразрывности теоретического и историко-литературного аспектов позволяет обогатить представление о процессе формирования философского потенциала, а также наметить перспективы исследования преемственных связей в творчестве современных писателей.
Многие произведения литературы и современности характеризуются сегодня как философские. Нестрогое, а подчас и просто бессодержательное употребление этого термина серьезно затрудняет изучение той пограничной между философским научным познанием и преобразовательной деятельностью области творчества, которую можно назвать философским искусством. Казалось бы, оно возникает на границе философского познания и собственно художественного творчества, однако философия и искусство являются специфическими отражения бытия. С одной стороны, философия и искусство как явления духовной культуры оперируют фактами, образами эмпирической реальности, причем и в той и в другой области факт возводится в смысл, приобщаясь к единству целого, включаясь в систему особых связей. С другой стороны, философия и искусство имеют прямой выход в общественную практику. Разгадку философского искусства как гибридного образования и изучение его связей с собственно искусством надо искать не в продукте его, а в характере и содержании деятельности, создающей произведения философского искусства.
