Волга с Вазузой долго спорили, кто из них умнее, сильнее и достойнее большего
почета. Спорили, спорили, друг друга не переспорили и решились вот на какое
дело. «Давай вместе ляжем спать, а кто прежде встанет и скорее придет к морю
Хвалынскому, та из нас и умнее, и сильнее, и почету достойнее». Легла Волга
спать, легла и Вазуза. Да ночью встала Вазуза потихоньку, убежала от Волги,
выбрала себе дорогу и прямее и ближе, и потекла. Проснувшись, Волга пошла ни
тихо, ни скоро, а как следует; в Зубцове догнала Вазузу, да так грозно, что
Вазуза испугалась, назвалась меньшою сестрою и просила Волгу принять ее к себе
на руки и снести в море Хвалынское
Каспийское
А все-таки
Вазуза весною раньше просыпается и будит Волгу от зимнего сна.
Где умный найдет, там глупый потеряет; Век живи, век учись. «Векживи, век учись». Но учить других не торопись.
Волга с Вазузой долго спорили, кто из них умнее, сильнее и достойнее большего
почета. Спорили, спорили, друг друга не переспорили и решились вот на какое
дело. «Давай вместе ляжем спать, а кто прежде встанет и скорее придет к морю
Хвалынскому, та из нас и умнее, и сильнее, и почету достойнее». Легла Волга
спать, легла и Вазуза. Да ночью встала Вазуза потихоньку, убежала от Волги,
выбрала себе дорогу и прямее и ближе, и потекла. Проснувшись, Волга пошла ни
тихо, ни скоро, а как следует; в Зубцове догнала Вазузу, да так грозно, что
Вазуза испугалась, назвалась меньшою сестрою и просила Волгу принять ее к себе
на руки и снести в море Хвалынское
Каспийское
А все-таки
Вазуза весною раньше просыпается и будит Волгу от зимнего сна.
Где умный найдет, там глупый потеряет; Век живи, век учись. «Векживи, век учись». Но учить других не торопись.
В назначенный для побега вечер Марья Гавриловна была в сильном волнении, отказалась от ужина, сославшись на головную боль, и рано ушла к себе. В условленное время она вышла в сад. На дороге дожидался ее кучер Владимира с санями. На дворе бушевала метель.
Сам же Владимир весь этот день провёл в хлопотах: ему необходимо было уговорить священника, а также найти свидетелей. Уладив эти дела, он, сам правя в маленьких санях в одну лошадь, отправился в Жадрино, но, едва выехал он за околицу, как поднялась метель, из-за которой Владимир сбился с пути и проплутал всю ночь в поисках дороги. На рассвете только добрался он до Жадрина и нашёл церковь запертою.
А Марья Гавриловна утром как ни в чем не бывало вышла из своей комнаты и на вопросы родителей о самочувствии отвечала спокойно, но вечером с ней сделалась сильная горячка. В бреду повторяла она имя Владимира, говорила о своей тайне, но слова ее были столь несвязны, что мать ничего не поняла, кроме того, что дочь влюблена в соседского помещика и что любовь, должно быть, была причиной болезни. И родители решили отдать Машу за Владимира. На приглашение Владимир отвечал сумбурным и невразумительным письмом, в котором писал, что ноги его не будет в их доме, и просил забыть о нем. А через несколько дней уехал он в армию. Происходило это в 1812 г., и через некоторое время имя его было напечатано в числе отличившихся и раненных под Бородином. Эта новость опечалила Машу, а вскоре скончался Гаврила Гаврилович, оставив ее своей наследницей. Женихи кружились вокруг неё, но она, казалось, была верна умершему в Москве от ран Владимиру.
«Между тем война со славою была окончена». Полки возвращались из-за границы. В имении Марьи Гавриловны появился раненый гусарский полковник Бурмин, который приехал в отпуск в своё поместье, находившееся неподалёку. Марья Гавриловна и Бурмин чувствовали, что нравились друг другу, но что-то удерживало каждого от решительного шага. Однажды Бурмин приехал с визитом и нашёл Марью Гавриловну в саду. Он объявил Марье Гавриловне, что любит ее, но не может стать ее мужем, так как уже женат, но не знает, кто его жена, где она и жива ли. И он рассказал ей удивительную историю, как в начале 1812 г. ехал он из отпуска в полк и во время сильной метели сбился с дороги. Увидев вдалеке огонёк, направился к нему и наехал на открытую церковь, около которой стояли сани и в нетерпении ходили люди. Они вели себя так, как будто ждали именно его. В церкви сидела молодая барышня, с которой Бурмина поставили перед налоем. Им двигало непростительное легкомыслие. Когда обряд венчания кончился, молодым предложили поцеловаться, и девушка, взглянув на Бурмина, с криком «не он, не он» упала без памяти. Бурмин беспрепятственно вышел из церкви и уехал. И вот теперь он не знает, что сделалось с его женою, как ее зовут, и не знает даже, где происходило венчание. Слуга, бывший с ним в то время, умер, так что нет никакой возможности отыскать эту женщину.
«Боже мой, Боже мой! — сказала Марья Гавриловна, схватив его руку, — так это были вы! И вы не узнаете меня? Бурмин побледнел... и бросился к ее ногам...»