В повести наиболее отлична от "авторского" языка речевая манера Самсона Вырина. Вырин - бывший солдат, человек из народа. В его речи часто встречаются просторечные обороты и интонации: "Так вы знали мою Дуню? - начал он. - Кто же не знал ее? Ах, Дуня, Дуня! Что за девка-то была! Бывало, кто ни проедет, всякий похвалит, никто не осудит. Барыни дарили ее, та платочком, та сережками. Господа проезжие нарочно останавливались, будто бы пообедать аль отужинать, а в самом деле только чтоб на нее подоле поглядеть…".Пушкин не воспроизводит рассказ полностью. Это привело бы к сказовой форме повествования, нарушило бы ту сжатость, которая, прежде всего, характеризует метод его прозы. Поэтому основная часть истории Вырина передается в изложении повествователя, чей стиль и слог близок к авторскому: "Тут он стал подробно рассказывать мне свое горе. Три года тому назад, однажды в зимний вечер, когда смотритель разлиновывал новую книгу, а дочь его за перегородкой шила себе платье, тройка подъехала, и проезжий в черкесской шапке, в военной шинели, окутанный шалью, вошел в комнату, требуя лошадей".Дело здесь не только в более краткой передаче рассказа смотрителя, но и в том, что, повествуя о нем в третьем лице, рассказчик, "титулярный советник А.Г.Н.", одновременно передает и переживания самого Самсона Вырина, и свое отношение к его рассказу, к его печальной судьбе: "Бедный смотритель не понимал, каким образом мог он сам позволить своей Дуне ехать вместе с гусаром…". Эта форма повествования позволяет не только сжать изложение истории Вырина, но и показать ее как бы со стороны, более глубоко осмысленной, чем это было в бессвязном рассказе смотрителя. Рассказчик придает литературное оформление его жалобам и бессвязным воспоминаниям: "Он подошел к растворенной двери и остановился. В комнате, прекрасно убранной, Минский сидел в задумчивости. Дуня, одетая со всею роскошью моды, сидела на ручке его кресел, как наездница на своем английском седле. Она с нежностью смотрела на Минского, наматывая черные его кудри на свои сверкающие пальцы. Бедный смотритель! Никогда дочь его не казалась ему столь прекрасною; он поневоле ею любовался". Ясно, что это изящное описание ("сидела… как наездница", "сверкающие пальцы") дано не глазами смотрителя. Эта сцена дана одновременно в восприятии отца и в восприятии рассказчика. Тем самым создается стилевое, языковое "многоголосье", сочетание в единстве художественного произведения множества языковых партий, выражающих эти аспекты восприятия действительности. Но заключительные слова рассказчика: "Долго думал я о бедной Дуне" - таят как бы ту же мысль, что и слова ее отца: "Много их в Петербурге, молоденьких дурр, сегодня в атласе да бархате, а завтра, поглядишь, метут улицу вместе с голью кабацкою".Побег смотрителевой дочки - лишь завязка драмы, за которой следует цепь протяженных во времени и переносящихся с одной сценической площадки на другую. С почтовой станции действие перебрасывается в Петербург, из дома смотрителя - на сирую могилу за околицей. Время и пространство в "Смотрителе" утрачивают непрерывность, становятся дискретными и одновременно раздвигаются. Сокращение дистанции между уровнем самосознания героя и сутью сюжетной коллизии открыло перед Самсоном Выриным возможность мыслить и действовать. Он не в силах повлиять на ход событий, но перед тем как склониться перед судьбой, пытается повернуть историю вспять Дуню. Герой осмысляет происшедшее и сходит в могилу от бессильного сознания собственной вины и непоправимости беды. В рассказе о таком герое и таких происшествиях всеведущий автор, находящийся за кадром, наблюдающий события с определенной отстраняющей дистанции, не давал тех возможностей, какие раскрыла избранная Пушкиным повествовательная система. Титулярный советник то сам оказывается непосредственным наблюдателем событий, то восстанавливает недостающие их звенья по рассказам очевидцев. Это служит обоснованием и дискретности рассказа, и непрерывного изменения дистанции между участниками драмы и ее наблюдателями, причем всякий раз точка зрения, с которой воспринимаются те или иные живые картины истории смотрителя, оказывается оптимальной для конечной цели, сообщает рассказу безыскусственность и простоту самой жизни, теплоту неподдельной гуманности.Рассказчик симпатизирует старому смотрителю. Об этом говорят повторяющиеся эпитеты "бедный", "добрый". Эмоционально-сочувственную окраску придают речам рассказчика и другие словесные детали, подчеркивающие тяжесть горя смотрителя ("В мучительном волнении ожидал он…"). Кроме того, в повествовании самого рассказчика мы слышим отголоски чувств, мыслей Вырина - любящего отца и Вырина - доверчивого, услужливого и бесправного человека. Пушкин показал в своем герое черты человечности, протеста против социальной несправедливости, которые раскрыты им в объективном, реалистическом изображении судьбы простого человека. Трагическое в обыденном, в повседневном представлено как человеческая драма, каких много в жизни.
На Балу. 1. Светлая большая зала 2. Прекрасный хор с музыкантами (вальсы, польки, танцы до упаду, танец-мазурка). В завершении бала, красивые быстрые па, аплодисменты. 3. Варенька Б., полковник, И. Васильевич 4. Светлые, яркие чувства. 5. Разливное море шампанского, серебряные эполеты, контрастные оттенки залы, теплые беззаботные мотивы мазурки. После Бала 1. Двор 2. мазурка кончилась, кадриль. Шлепавшие извозчики, звуки флейты, барабана. Визгливая мелодия, гневный голос. 3. Полковник, татарин, И. Васильевич, извозчики. 4.Тоска, стыд, непонимание, раздумья.Со стороны И. Васильевича все было не обьяснимо. У него в голове никак не могла сложиться эта картина, он просто не верил своим глазам. 5. Мрачная атмосфера сохранилась надолго. И. Васильевич так и не взял в жены Вареньку Б. Незаконченная концовка Так вот какие бывают дела, и от чего переменяете и направляется вся жизнь. А вы говорите...
не думаю , что правильно поняла , но надеюсь то что нужно
Здравствуйте, Евгений!
Не могу написать ни «дорогой», ни «уважаемый». «Дорогой» — слишком интимно и задушевно, а мы незнакомы. А уважать вас, уж извините, особо не за что. Дальше объясню, почему так считаю, хорошо? Приветствует вас из ХХI века школьница по имени Янина. Может быть, самой мне и не пришло бы в голову писать вам письмо, но вот такое домашнее задание. Интересно, хотя и трудно. Но попробую!
Когда читала роман Пушкина, где вы – главный герой, как-то иногда даже забывала, что нет никакого Онегина на свете, что вы – вымышленный персонаж. Но Пушкин явно наделил вас своими собственными чертами, хотя и не конца. И многих ввел в заблуждение на долгие годы вперед. До сих пор читатели считают, что Онегин – это Пушкин, или наоборот. Тем более, что и строчка есть в романе «Онегин, добрый мой приятель…» Куда уж откровеннее!..
И все-таки вы – не он. И чем дальше читаешь роман, тем глубже это понимаешь. Пушкин, насколько я знаю, жадно любил жизнь во всех ее проявлениях. Если он и хандрил, то недолго. Темперамент у него был не тот, чтобы предаваться скуке и тоске. А вот вы…
Что такое первая глава романа? Один день из вашей жизни. А можно ли то, что описал поэт, жизнью назвать? Суета, внешний блеск, пустые разговоры. Не удивительно, что вы и сами это очень скоро поняли. В чем вам точно не откажешь, так это в уме. И решение сменить высший свет на деревенскую глушь я тоже очень хорошо понимаю. Что-то в этом есть. Но при этом надо еще учитывать собственный душевный склад. А вы не учли его. Поэтому и в деревне очень скоро заскучали. Если бы не Ленский – неизвестно, что произошло бы дальше. Возможно, спились бы потихоньку в глуши или пулю в лоб пустили от «безнадеги».
Но ладно, пересказывать вам роман про вас же самого – пустое занятие. Основное содержание другое – вы и Таня Ларина. Мы, кстати, оба письма учим наизусть – и ее к вам, и ваше ответное. Написаны они оба как будто сегодня. А то, что в стихах написаны, — так это даже лучше запомнить и потом выразительно рассказать.
С Таней вы поступили благородно, не спорю. Могли ведь вскружить голову, соблазнить, потом бросить, да еще, не дай Бог, беременную… Честно сказали всё, как есть. Жестоко, но честно. Ценю! А вот история, которая привела к дуэли с Владимиром, — нехорошая. Нет вам оправдания. Не буду сыпать соль на рану – сами понимаете. Недаром потом вы уехали странствовать без цели.
Как вы не разглядели душу Татьяны, как не оценили всю силу, глубину и чистоту ее привязанности к вам? Может, и оценили как раз, но посчитали себя недостойным такой девушки. А потом что изменилось? Поумнели, постарели или бес в ребро? Ведь вы всё видели своими глазами: она замужем, знатная дама, вынуждена, как говорится, «играть по правилам» высшего света, хоть в душе она и осталась той самой провинциальной наивной девочкой, влюбившейся в человека, который так был непохож на всех знакомых ей мужчин. И что? Почему нужно было писать письмо, провоцировать, добиваться признания? Неужели вы всерьез надеялись на взаимность? Вот сколько вопросов сразу напрашивается. Взаимность-то вы получили, а толку? Татьяна дорожит тем, что имеет. Мужа она не столько любит, сколько уважает. И семью осквернять изменой не хочет. Честь ей за это и хвала! Сейчас в женщинах этой черты очень не хватает.
Что ж, буду заканчивать своё короткое письмо. Пушкин оборвал роман на самом интересном месте – вы на коленях перед любимой женщиной, и входит ее муж. Так интересно, а что же дальше? Но этого мы никогда не узнаем. Значит, прощайте, Евгений!
