Всиупление:Спешит, торопится осень, всё новые и новые краски находит она для своей картины. Серыми тучами покрывает небо. Смывает холодным дождём пёстрый убор листьев. Для своей работы взяла осень самые яркие краски и принялась за свою картину. Берёзы и тополя покрыла она лимонной желтизной. А листы осинок и клёна разрумянила, будто спелые яблоки. Все деревья и даже кусты разукрасила осень по-своему, по-осеннему: кого в жёлтый наряд, кого в ярко – красный. Одни только сосны да ели не знала она, как разукрасить. У них ведь на ветках не листья, а иглы, а их трудно разрисовать.
Оснавная часть:Чудесная получилась картина. Только кажется, будто в ней что-то не закончено, будто ждут чего–то притихшие омытые осенним дождём поля и леса. Ждут, не дождутся голые ветви кустов и деревьев, когда придет новый художник и оденет их в пушистый белый убор. Мне кажется, что это самое красивое время года.
Заключение:Осень – прекрасна. Она сводит с ума вихрем разноцветных листьев, которые танцуют вместе с развивающимися волосами. Я люблю осень. Потому что люблю...
Потому что
Объяснение:
Стиральная доска грунтовки, на которую мы свернули с трассы Саратов-Волгоград, оказалась настолько ребристой, что её фактура чувствовалась даже в «прокаченном» «Ниссане». Путь наш лежал по сильно пересечённой местности к селу Белогорское Красноармейского района, а далее — к обрывистым волжским берегам и знаменитому утёсу Степана Разина, про который Владимир Гиляровский писал в рассказе «Суслик», а Фёдор Шаляпин пел «Есть на Волге утёс».
Метафизика здешних просторов с легендами про клады, утопленную княжну, гробницу Марины Мнишек, изменение сознания на Дурман-горе привлекает сюда туристов. Утёс Стеньки Разина даже вошёл в мультимедийный проект-конкурс «Россия 10» — рейтинг самых ярких памятников природы, архитектуры и культуры страны.
«До такого места можно и дорогу починить. Или так и должно быть для эффекта максимального приближения к древности? Но это же село, здесь люди живут. Вот от Белогорского к утёсу такая дорога имеет право на существование, а до населённого пункта могли бы и заасфальтировать», — думал я, пока легковушка подпрыгивала на каждой кочке, а наши головы то и дело врезались в потолок салона.
Тут на горизонте появилась Волга, а перед ней — само село, как бы рассечённое надвое глубоким оврагом. Когда мы въехали в Белогорское, стало сразу понятно, что дорога соответствует общей эсхатологической ситуации: завалившиеся избы с забитыми окнами, замки на магазине и бывшем клубе, занимающем здание бывшей Михаило-Архангельской церкви, кладбище на горизонте, разрушенные фермы, покосившиеся заборы… Лишь малая часть избушек здесь имеет признаки жизни, отчего депрессивные впечатления лишь усиливаются.
Некогда в Белогорском была средняя школа. В середине нулевых её закрыли, но здание осталось. При входе даже стоит таксофон — средство связи немногочисленных аборигенов с внешним миром.
Возле школы признаки жизни ощущаются более всего — прилегающая территория как-никак обустроена, под солнышком греются коровы, на самом здании вывеска «Музей».
На «копейке» подъезжает мужчина — бывший директор школы Пётр Михайлович Парамонов, а ныне создатель народного музея села.
