Давно известно, что Пушкину в высшей степени присуще историческое чувство и историческое мышление.Можно сказать, что историю, особенно русскую, Пушкин воспринимал исключительно лично, интимно, и это нисколько не мешало, наоборот ему видеть истинный, хотя подчас затаенный, отнюдь не лежащий на поверхности ее смысл. Свою жизнь Пушкин вписывал в историю России, которую. в свою очередь, просматривал и через призму своей судьбы человека и поэта. Это органическое слияние личного удела и исторического движения покоилось на убеждении Пушкина в неостановимости исторического процесса, который определяет вполне постигаемые чувством и разумом законы, побуждающие людей, участников исторического действа, выбирать ту или иную позицию, не оставаться пассивными и равнодушными зрителями. В «Истории Пугачевского бунта» Пушкина интересовала прежде всего «пугачевщина», то есть само восстание, а не его инициаторы, вожди и вдохновители. Они обрисованы Пушкиным скупо, в отличие, например, от «Капитанской дочки», где столь выразительны портреты Пугачева, Хлопуши, Белобородова и даже рядовых участников крестьянской войны. В «Истории Пугачевского бунта» все повествование занял размах восстания и как бы «образ» восстания в народном сердце и в народной памяти.Повесть Пушкина вобрала в себя богатый материал, освоенный и обобщенный в «Истории Пугачевского бунта». И это касается самых разнообразных деталей: золоченого «дворца» Пугачева, портретов мятежников, их реплик, характеристик персонажей, описаний Оренбурга и Казани, предметов быта и обихода, разговоров и поведения. За каждой строкой чувствуется полное погружение в эпоху, в психологию исторических лиц. Но главное все же в том, что вымышленные герои Пушкина включились в большое историческое движение, определившее их судьбы, заставившее их делать выбор. Они невольно оказываются причастными к истории, слушают ее, непосредственно извлекая нравственные уроки. И по воле Пушкина они переживают самые яркие, самые счастливые минуты, каких уже никогда не будет в их жизни: чувство первой застенчивой любви, смертельные опасности, отчаяние, разлуки, тревоги. гибель родных, наветы, клевету, суд и наказание, неожиданные милости и прощения, — все им дано испытать и не запятнать чести, не потерять достоинства, закалить себя, укрепиться в любви и тихо, мирно, покойно окончить свои дни. Немногим выпадает на долю жить в поворотные, крутые моменты истории и быть в самой гуще ее роковых событий. Пушкинские герои общаются с главными ее участниками, с теми, кто ее творит. История через их сердца. Они встречаются с Пугачевым и Екатериной II, воюют с восставшими и обращаются к ним за Ясно, что в «Капитанской дочке» исторические события призваны оттенить человеческие качества героев. Это равно относится и к Гриневу, и к Пугачеву, и к второстепенным персонажам. Например, генерал Рейнсдорп в «Истории Пугачевского бунта» — нерешительный, глуповатый, лишенный военного таланта незадачливый полководец. В «Капитанской дочке» у Андрея Карловича Р. эти качества сохранены, но, кроме них, он еще и верен старой дружбе, и добр, и на сожаление. Пугачев нарисован в «Капитанской дочке» куда более живо, чем в «Истории Пугачевского бунта». «Его видишь, его слышишь», — писал Вяземский. И надо сказать, что это имеет первостепенное значение для художественной мысли Пушкина. Если «Историей Пугачевского бунта» поэт преследовал практическую цель — указать на необходимость преобразований, то «Капитанской дочкой» он художественно решал более отдаленную, но не менее глубокую гуманистическую проблему: как достичь единства нации, как примирить противоречия и на какой основе это возможно. Оказалось, что почва для сближения «мужицкого царя», повстанца Пугачева, и дворянина Гринева есть, она еще не в настоящем, а в будущем. Пугачев и Гринев — в разных лагерях, но человечность, уважение к личности других людей, к их простым чувствам объединяют пушкинских героев. Пугачев, следуя народной нравственности, заступается за сироту, он как-то по-отечески сочувствует Гриневу и предлагает даже сыграть свадьбу и попировать. А Гринев, проявляя жалость к замерзающему мужику, предостерегая его от предвидимого печального конца, искренне желает Пугачеву добра, и тот это чувствует и ценит. Так дворянин и враг дворян находят общий язык, между ними на короткий срок устанавливается взаимопонимание, и Пушкину оно особенно дорого. Человечность Вожатого в «Капитанской дочке» высвечена ярче, чем в «Истории Пугачевского бунта». Но не забудем, сколь многим в «Капитанской дочке» поэт был обязан добросовестному и проницательному историку, автору «Истории Пугачевского бунта».
Объяснение:
