И.С.Тургенев восхищается прохладой и ясностью весеннего утра. "Свет так и хлынет потоком; сердце в вас встрепенётся, как птица. Свежо, весело, любо!". Автору очень нравятся летние прогулки по лесу после короткой грозы. "Боже мой, как весело сверкает всё кругом, как воздух свеж и жидок, как пахнет земляникой и грибами!..". Его умиротворяет лесная тишина. "Но как тихо, как невыразимо тихо всё кругом! Всё проснулось, и всё молчит". Писатель восторгается степными просторами. "Глянешь с горы — какой вид!". "Вот она наконец — безграничная, необозримая степь!".
Илья Ильич Обломов — типичный помещик середины девятнадцатого века, живущий на средства, которые приходят с родового имения Внешность его привлекательно, а занимается он " ничем" :
«Это был человек лет тридцати двух-трёх от роду, среднего
роста, приятной наружности, с тёмно-серыми глазами, гулявшими
беспечно по стенам, по потолку». Он - ребенок, белоручка , движения его медленны, руки пухлы,а отдыхать он любит на диване. Что представляет собой этот человек ? Зачем Гончарову " рисовать" тщательно его портрет и даже предметы обихода ?
Читаем дальше и узнаем, что Илья получил прекрасное образование, логично мыслит, складно излагает, имеет доброе сердце. Очень давно он думал о своем предназначении, хотел познавать мир. Вот его суждение : «Вся жизнь есть мысль и труд, труд хоть безвестный, тёмный, но непрерывный». Он любил стихи... Обломов на голову выше своих собеседников : Тарантьева, " пустого "Волкова, бездушного Пенкина, карьериста Судьбинского...
По уму и развитию Обломов стоит значительно выше своих
знакомых — Волкова, Пенкина, Судьбинского, Тарантьева. Он искренен, кроток. Друг Ильи Андрей Штольц называет душу Обломова " прозрачной", а сердце " верным", не предающим. Но положительные качества характера с лихвой перекрываются дряными, ненужными. Мысль у Обломова " ходит" лишь по потолку и стенам. Все свои планы он не реализует. Какова же причина безделья ? Лень и отсутствие воли. Поэтому он и не воюет за свои идеалы, не трудится над собой. Да и зачем работать, если есть неплохие доходы с имения ? Он уходит со службы, теряет связь с товарищами. Ему не нужна суета,.. Обломов вечно отдыхает на диване в одном и том же халате и рассчитывает на то, что дела сами по себе " рассосутся. " Читать он не желает, книга остается открытой на одной и той же странице. Он пассивен, поэтому все умения Илья теряет, а знания ему становятся не нужны. Ему все мешают : то староста счет пришлет, то гости придут не вовремя, то нужно переезжать на новую квартиру.
«Всё знаю, всё понимаю, но силы воли нет»,— слышит Штольц от Обломова.
Обломов Штольцу. Все эти качества - признаки явления, названного емко в романе , - обломовщина. Слово - ядовитое.
Любовь к Ольге Ильинской изменила Илью. Он стал покупать обновы, ходить в театр, хотел увлечь девушку. Но сие продолжалось недолго. И снова - любимый мягкий диван.
Вскоре он переезжает на Выборгскую сторону к Агафье Пшеницыной, где было тепло, светло, где вкусно кормили и ни о чем не просили. Родились дети, но не пришлось порадоваться Илье их развитию, ибо он умер.
Так закончилась никчемная жизнь умного человека с золотым характером, так и не сумевшего ничего в своей жизни совершить. И виноват в этом он сам.
В селе били в набат. Не в тот набат весом с полтонны, который висел раньше наколокольне. Тот и мертвого поднял бы, не только спящего. Когда разрушали церковь, сбрасывали и увозили разбитые колокола, оставили в селе один маленький колокольчик. Его повесили на столб у постройки для пожарной машины. Это он теперь кричал жалобным голоском, подражая настоящему колоколу.
Велик и непреложен закон набата. Старый ли, усталый ли, занятой ли ты человек — бросай все и беги на зовущий голос. Этот голос всегда означал только одно: другим людям нужна твоя немедленная, безотлагательная И бегут с топорами, лопатами, ведрами. И поднимается в тебе, несмотря на беду, восторженное чувство, что ты не один, что если случится у тебя беда, то и для тебя побегут люди. Одевался я торопливо
и все глядел на окна: не краснеют ли стекла, не трепещут ли отблески близкого пожара?
Бежал я вроде бы один в темноте, но то справа, то слева слышал тяжелый топот и шумное дыхание. Значит, еще бежали люди. Бежали, не выбирая дорог в грязи и мраке. Но почему все мы бежим не к пожарной машине, а на луг? Не любоваться же пожаром вскочили мы с постелей?
За селом собрались все бежавшие. Немного народу осталось в селе, поэтому мало собралось и здесь. Несколько мужчин, а больше женщины. Все глядим туда, где в непроглядной черноте осенней ночи за далеким бугром пылает зарево. Некоторое время мы смотрим, как пульсирует красное пятно с желтой точкой посередине, потом кто-то спрашивает:
— Может, съездить туда?
— Съездить можно, но ведь пожарная машина закрыта. Пожарник дома. До него два с половиной километра. Пока добежишь...
— Не позвонить ли нам в райцентр? Они скорее нас доедут. И машины у них лучше.
Успокоившись окончательно, глядим на далекий пожар. Но червячок сомнения, видимо, гложет совесть каждого.
— Мужики, что вы стоите? Чего ждете? Разве так полагается?
Через четверть часа, сбив замок с пожарной постройки, на
старой пожарной машине мы ехали на полеар. Нам казалось, что едем мы больше для очищения совести.
Как ни странно, машина наша ни разу не завязла и даже самое топкое место миновала благополучно. Зарево скрылось от нас за лесом, но искры взлетали выше елей. Они метались, завивались в жгуты, поднимались черно-красными клубами.
Когда мы доехали, то наше полусонное состояние сразу Мы стояли в кузове, готовые на ходу выпрыгнуть из машины, чтобы бежать и действовать. От пожарища навстречу нашей машине бросились люди. Женщины закричали:
— Наконец-то приехали! Выручайте, родимые!
Оценить обстановку было нетрудно. Мы оказались единственной реальной силой на пожаре. Кругом только женщины. Один дом уже догорал. Крыша и стены в нем обвалились. Образовался огромный костер, к которому нельзя было даже близко подойти.
Второй дом, загоревшийся от первого, также полыхал его было невозможно: из окон с гуденьем вырывались длинные клочья пламени.
Надо было третий дом, который еще не загорелся. Он раскалился от близкого огня и готов был вспыхнуть в любую секунду. Женщины таскали ведрами воду, но жара мешала подбежать вплотную. Если кто и подбегал, то выплескивал воду торопливо, отвернувшись и не доставая до верхних рядов бревен.
Медный, давно не чищенный пожарный шланг в моих руках вдруг дернулся, едва не вырвавшись из рук. Белая струя воды с силой ударила в черно-красное небо. В следующую секунду я перевел струю на крышу и стены. От бревен и от железной крыши повалил пар. Значит, новая пища огню была уже совсем готова.