В целом, мне очень понравилось, зацепило, интересно, захватывающе. Очень яркие, запоминающиеся и живые персонажи, чувства которых переданы настолько сильно, что читатель невольно сопереживает всё. С другой стороны - очень жёстко, сильно впечатлительным и незамутнённым не рекомендую, но я, наоборот, люблю такое. Также понравилась абсолютная непредсказуемость сюжета. Ты вроде бы уже примерно прикинул что будет и чем закончится, однако, нет, всё будет совсем не так, как ожидал. Что не понравилось - уж очень фэнтези, да настолько фэнтези, что автор заставляет нас слишком многое принимать на веру в том числе некоторые нестыковки сюжета, и от всего этого возникает масса вопросов.
Для начала, хочется сказать, что с одной стороны это две книги одной и той же истории, одна - начало, другая - прямое продолжение, с другой - они разные по лору, да, да, автор очень уж любит менять лоры и жанры и вообще перевернуть продолжение так, что просто диву даёшься, как это было с серией Метро 2033 в последней части серии Метро-2035.
Основная идея совершенно антинаучна. Заключается она в том, что есть некая бесовская молитва, что посредством криков и звуков человек сходит с ума и сам начинает кричать бесовскую молитву и люди другие люди, услышав это, начинают сходить с ума, превращаясь в одержимых, единственный - проколоть уши и стать глухими, чтобы не слышать. Дичь, не правда ли? У меня, как у человека с научным складом ума, это всё вызывает некое отторжение, но, в целом, принять можно. Здесь явно какая-то аллегорическая задумка автора, нелепость с адской жестью, чтобы передать посыл.
В ней с сюжетом как раз всё относительно нормально... первая книга проще. Она оставляет многое в неведении, потому по ней и вопросов меньше. Вопросы по первой части возникают в основном в связи со второй, да и по самой второй тоже.
Если первая книга является постапокалиптической фэнтезюшкой с одержимыми звуком зомби, то вторая часть - от постапокалиптики почти не следа не остаётся перед нами антиутопия с одержимыми звуком зомби. Здесь мы видим два сюжета один - сама антиутопия, другой - зомбиапокалипсис на фоне этой самой антиутопии. Антиутопия кстати крутая, мне понравилась. Это некая квинтэссенция и кривое зеркало мечтаний наших спецслужб и поехавших националистов и монархистов о возрождении монархии, изоляции от мира, отказа от интернета и технологий, возврат к уровню развития середины XIX в. в его худшей ипостаси. Не хотелось бы жить в таком вот "русском мире". Бесспорно мы видим здесь отголоски нынешнего мира, автор предупреждает нас о том, что мы можем вполне докатиться до такой вот антиутопии.
Итак, некоторые вопросы и нестыковки сюжета.
Невеселый рассказ о несчастливой семье. Написан от лица одной из дочерей. Родители постоянно ссорятся. От этих скандалов Рита, сестра рассказчицы, впадает в сонное состояние. Надежды героини рассказа на то, что бабушка прекратит ссоры, напрасны - та лишь затыкает уши ватой, либо начинает читать девочкам вслух.
Рассказчица была прямолинейной и честной, в отличие от изворотливой и хитрой Риты. Однако жизнь в такой семье изменила ее. Ей осточертело, что отец таскал ее за волосы, непонятно за что, и никто за нее не заступался, что бабушка брала у нее в долг накопленную мелочь и не отдавала, что в семье никому ни до кого не было дела.
И вот она, чтобы погасить злость отца на Риту из-за утюжка, уже ловко врет отцу, что на время отдала подаренный им утюжок дочке его начальника. А когда бабушка и сестра просят ее купить мороженое, отвечает, что у нее нет денег, зажимая их в кармане, чтобы не звякнули.
В этой семье все несчастны. А ведь именно семья формирует характер ребенка и во многом определяет, будет ли он счастлив в дальнейшей жизни. Девочкам, выросшим в такой вот семье, очень сложно будет создать благополучные семьи. Нет у них опыта нормальных теплых семейных взаимоотношений.
Каждый поэт хотя бы в одном произведении задумывается о своём даре, пытается осознать его. В стихотворении «Музе» Фет очень тонко обозначает это незримое присутствие вдохновения: «Пришла и села. Счастлив и тревожен, ласкательный твой повторяю стих...» Муза не называется по имени во всём стихотворении, и это начало, два глагола без обозначения действующего лица, отражает неожиданность, эфемерность её появления. «Счастлив и тревожен» — противопоставление двух таких разных эмоций показывает, как зыбко вдохновение, как трудно уметь им распорядиться. И всё же дар писать — великое благо, и автор подчёркивает это, называя музу «святыня», «в венце из звёзд», «богиня». Можно сказать, что поэт равняет её с совестью, с верностью человека высшей правде. «И рабскому их буйству я в угоду твоих речей не осквернял» — резкое, хлёсткое высказывание автора своей категоричностью заставляет верить ему.
После почти негодующего тона второго четверостишия поэт вновь возвращается к спокойному и благоговейному описанию музы. «Заветная», «незримая», «нетленная», «задумчивой» — эпитеты третьего четверостишия рисуют читателю её божественное начало, снисходящее к человеку. Но здесь угадывается и некоторая похвальба автора: после утверждений, что «заботливо хранил свободу», «непосвящённых не звал» и «в угоду не осквернял», он пишет: «Всё та же ты, заветная святыня»... То есть поэт, сохранив свой дар в чистоте, уверен, что он заслужил его. И это действительно так, ведь высшую правду, как и вдохновение, нельзя склонять в угоду низменным целям.
Стихотворение написано пятистопным ямбом, с чередованием женской и мужской рифмы. Ударные окончания строф, как и инверсия, подчёркивают суть произведения: отрицание автором самой возможности управлять вдохновением. А олицетворение музы и сравнение её с божеством заставляют и читателя почувствовать всё величие и вместе с тем бремя поэтического дара. Сам же автор говорит о нём скромно: «и если дар мой пред тобой ничтожен...», допуская, что не мог в полной мере распорядиться им. Но зато смог защитить музу, сохранить её первозданную чистоту, — и этим исполнил главное назначение поэта