Вечерело. Герасим, мокрый, взъерошенный, продрогший до костей, шёл, не разбирая дороги, понурив немытую головушку. Ещё полчаса назад он совершил преступление, за которое в России до сих пор не несут ответственности, но крестьянин не думал об этом, просто ему было по-человечески тяжело.
Ноги привели Герасима к дому грека-аптекаря. Старик аптекарь сочувствовал немому и нередко угощал его, - когда вкусной водкой, когда спиртом, разведённым по всем правилам химического искусства.
Герасим толкнул дверь, она не поддавалась, похоже, что в доме никого не было.
Но дверь в холодный пристрой, была не заперта. Герасим открыл ее и перед глазами, предстала уже известная ему картина. Луч уходящего на запад солнца многократно отражался от бесчисленных бутылей, колб, баночек и скляночек, стоящих на столах, полках, а то и просто на полу. Бутыли темного и бесцветного стекла были заполнены какими то жидкостями, порошками и украшены надписями, чаще всего непонятными простому смертному. Подписаны были и несколько бумажных мешков, стоящих под столом и наполненных кристаллическими веществами. Под потолком, на длинных шестах были развешены седые пучки различных лекарственных трав.
Уважая христианские обычаи, Герасим решил испечь блины и помянуть отправленную к праотцам четвероногую подругу, тем более, что необходимые для этого расходные материалы, как казалось крестьянину, плохо, но все же читающему, были.
Насыпав в подвернувшуюся посудину фосфоритной муки, Герасим замешал ее на известковом молоке, немного разбавил жавелевой водой, добавил щепотку глауберовой соли, две ложки свинцового сахара, а каустической соды - на кончике ножа. Вымешав тесто до гладкости, Герасим не стал печь блины сразу, а решил передохнуть, помянуть собачонку выпив пару стаканов спиртного, тем более, что бутылка, украшенная надписью "Царская водка", стояла тут же на столе.
Обильно покропив краюху хлеба купоросным маслом, крестьянин опрокинул стакан "царской" хорошо отработанным движением. "Кипяток"- промелькнуло в несчастной голове. Жгучий запах хлороводорода хлестнул по слизистым глаз и носа. Бутерброд выпал из руки и шмякнулся маслом вниз, не желая опровергать известное правило. Выскобленная добела половица почернела, обугливаясь от купоросного масла.
Уже не мог видеть этого искореженный болью крестьянин. Сползая с табурета, он издавал жуткие хлюпающие хрипы, но и те постепенно утихали. Душа отлетела, торопясь на свидание с собачьей, а тело… что тело? Втиснутое через день в домовину, оно было спрятано под толстым слоем земли без права на эксгумацию, кремацию или реанимацию.
* * *
Публикуя сей странный, но правдивый рассказ, я только предупреждаю всякого рода гуманитариев и прочих бездельников о том, что незнание химии, хотя бы в пределах школьной программы, может привести к различным, в том числе и печальным последствиям.
Ванька Жуков — герой рассказа А.П.Чехова «Ванька» (1886), девятилетний малиик, сирота. Обученный барышней Ольгой Игнатьевной читать, писать, считать до ста и даже танцевать кадриль, он был отдан в город «в люди». Дома, в деревне, у него только дед, которому он пишет письмо, жалуясь на свое горькое житье в ученье у сапожника. Конверт и марку он купил заранее. О том, каким должен быть адрес, сидельцы из соседних лавок не рассказали — научили только опустить письмо в почтовый ящик. Адрес у В.Ж. такой: «На деревню дедушке. Константину Макарычу».
За кулисами цирка толпятся артисты, народ веселый и беспечный. Среди них выделяется уже не слишком молодой лысый человек, чье лицо густо раскрашено белым и красным. Это клоун Эдварде, вступивший в "период тоски", за которым последует период тяжкою запоя. Эдварде - главное украшение цирка, его приманка, но поведение клоуна ненадежно, в любой день он может сорваться и запить.
Режиссер просит Эдвардса продержаться хотя бы еще два дня, до конца масленицы, а там уже и цирк закроется на время поста.
Клоун отделывается ничего не значащими словами и заглядывает в уборную акробата Беккера, грубого мускулистого великана.
Интересует Эдвардса не Беккер, а его питомец, "гуттаперчевый мальчик", подручный акробата. Клоун просит разрешения погулять с ним, доказывая Беккеру, что после отдыха и развлечения маленький артист станет лучше работать. Всегда чем-то раздраженный Беккер и слышать об этом не хочет. И без того тихому и безгласному мальчику он грозит хлыстом.
История "гуттаперчевого мальчика" была проста и печальна. Он лишился матери, взбалмошной и излишне любвеобильной кухарки, на пятом году жизни. И при матери порой приходилось ему и голодать и мерзнуть, но он все же не чувствовал себя одиноким.
После смерти матери её землячка, прачка Варвара, устроила судьбу сироты, определив его в ученье к Беккеру. При первой встрече с Петей Карл Богданович грубо и больно ощупал раздетого догола мальчика, замершего от боли и ужаса. Как он ни плакал, как ни цеплялся за подол прачки, Варвара отдала его в полное владение акробату.
Первые впечатления от цирка с его пестротой и шумом у Пети были так сильны, что всю ночь он вскрикивал и несколько раз просыпался.
Учение акробатическим трюкам давалось нелегко тщедушному мальчику. Он падал, расшибался, и ни разу суровый великан не ободрил Петю, не приласкал его, а ведь ребенку шел всего лишь восьмой год. Один только Эдварде показывал ему, как выполнить то или иное упражнение, и Петя тянулся к нему всей душой.
Однажды клоун подарил Пете щенка, однако счастье мальчика было недолгим. Беккер хватил собачонку о стену, и она тут же испустила дух. Заодно и Петя заработал пощечину. Одним словом, Петя был "не столько гуттаперчевым, сколько несчастным мальчиком".
А в детских комнатах графа Листомирова царит совсем другая атмосфера. Здесь все при для удобства и веселья детей, за здоровьем и настроением которых тщательно следит гувернантка.
В один из последних дней масленицы графские дети были особенно оживлены. Еще бы! Тетя Соня, сестра их матери, обещала повести их в пятницу в цирк.
Восьмилетняя Верочка, шестилетняя Зина и пятилетний пухлый бутуз по прозвищу Паф изо всех сил стараются примерным поведением заслужить обещанное развлечение, но не могут думать о чем-либо, кроме цирка. Грамотейка Верочка читает сестре и брату цирковую афишу, в которой их особенно заинтриговывает гуттаперчевый мальчик. Время для детей тянется очень медленно.
Наконец наступает долгожданная пятница. И вот уже все волнения и страхи позади. Дети усаживаются на свои места задолго до начала представления. Им все интересно. С неподдельным восторгом смотрят дети на наездницу, жонглера и клоунов, предвкушая встречу с гуттаперчевым мальчиком.
Второе отделение программы начинается с выхода Беккера и Пети. Акробат прикрепляет к поясу тяжелый золоченый шест с небольшой перекладиной наверху. Конец шеста устремляется под самый купол. Шест колеблется, публика видит, с каким трудом великан Беккер удерживает его.
Петя карабкается вверх по шесту, вот он уже почти не виден. Публика аплодирует и начинает кричать, что следует прекратить опасный номер. Но мальчик должен еще зацепиться ногами за перекладину и повиснуть вниз головой.
Он выполняет и эту часть трюка, как вдруг "что-то сверкнуло и завертелось <...> в ту же секунду послышался глухой звук чего-то упавшего на арену".
Служители и артисты подхватывают маленькое тельце и быстро уносят. Оркестр играет веселый мотив, выбегают, кувыркаясь, клоуны...
Расстроенная публика начинает тесниться к выходам. Верочка истерически кричит и рыдает: "Ай, мальчик! мальчик!"
Дома детей с трудом удается успокоить и уложить в постель. Ночью тетя Соня заглядывает к Верочке и видит, что сон её неспокоен, а на щеке засохла слезинка.
А в темном безлюдном цирке на тюфяке лежит обвязанный тряпками ребенок с переломанными ребрами и разбитой грудью.
Время от времени из мрака появляется Эдварде и наклоняется над маленьким акробатом. Чувствуется, что клоун уже вступил в полосу запоя, недаром на столе виднеется почти опорожненный графин.
Все вокруг погружается во мрак и тишину. На следующее утро в афише не указывался номер "гуттаперчевого мальчика" - его уже не было на свете.
Вечерело…
Вечерело. Герасим, мокрый, взъерошенный, продрогший до костей, шёл, не разбирая дороги, понурив немытую головушку. Ещё полчаса назад он совершил преступление, за которое в России до сих пор не несут ответственности, но крестьянин не думал об этом, просто ему было по-человечески тяжело.
Ноги привели Герасима к дому грека-аптекаря. Старик аптекарь сочувствовал немому и нередко угощал его, - когда вкусной водкой, когда спиртом, разведённым по всем правилам химического искусства.
Герасим толкнул дверь, она не поддавалась, похоже, что в доме никого не было.
Но дверь в холодный пристрой, была не заперта. Герасим открыл ее и перед глазами, предстала уже известная ему картина. Луч уходящего на запад солнца многократно отражался от бесчисленных бутылей, колб, баночек и скляночек, стоящих на столах, полках, а то и просто на полу. Бутыли темного и бесцветного стекла были заполнены какими то жидкостями, порошками и украшены надписями, чаще всего непонятными простому смертному. Подписаны были и несколько бумажных мешков, стоящих под столом и наполненных кристаллическими веществами. Под потолком, на длинных шестах были развешены седые пучки различных лекарственных трав.
Уважая христианские обычаи, Герасим решил испечь блины и помянуть отправленную к праотцам четвероногую подругу, тем более, что необходимые для этого расходные материалы, как казалось крестьянину, плохо, но все же читающему, были.
Насыпав в подвернувшуюся посудину фосфоритной муки, Герасим замешал ее на известковом молоке, немного разбавил жавелевой водой, добавил щепотку глауберовой соли, две ложки свинцового сахара, а каустической соды - на кончике ножа. Вымешав тесто до гладкости, Герасим не стал печь блины сразу, а решил передохнуть, помянуть собачонку выпив пару стаканов спиртного, тем более, что бутылка, украшенная надписью "Царская водка", стояла тут же на столе.
Обильно покропив краюху хлеба купоросным маслом, крестьянин опрокинул стакан "царской" хорошо отработанным движением. "Кипяток"- промелькнуло в несчастной голове. Жгучий запах хлороводорода хлестнул по слизистым глаз и носа. Бутерброд выпал из руки и шмякнулся маслом вниз, не желая опровергать известное правило. Выскобленная добела половица почернела, обугливаясь от купоросного масла.
Уже не мог видеть этого искореженный болью крестьянин. Сползая с табурета, он издавал жуткие хлюпающие хрипы, но и те постепенно утихали. Душа отлетела, торопясь на свидание с собачьей, а тело… что тело? Втиснутое через день в домовину, оно было спрятано под толстым слоем земли без права на эксгумацию, кремацию или реанимацию.
* * *
Публикуя сей странный, но правдивый рассказ, я только предупреждаю всякого рода гуманитариев и прочих бездельников о том, что незнание химии, хотя бы в пределах школьной программы, может привести к различным, в том числе и печальным последствиям.