Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
-- Ожиг, жиг, ожиг, жиг... -- свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой-то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы -- но лучше и чище, чем скрипки и трубы, -- каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
"Ах, да, ведь это я во сне, -- качнувшись наперед, сказал себе Петя. -- Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!.."
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. "Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу", -- сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
"Ну, тише, тише, замирайте теперь. -- И звуки слушались его. -- Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. -- И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. -- Ну, голоса, приставайте!" -- приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг... свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
-- Вот и командир, -- сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.
1) Пусть в первом классе х учеников 2) тогда во втором (х+3) уч 3) а в третьем 8/9х 4) в четвертом 8/9х : 0,96 =25/27х 5) составим уравнение: 106=х+х+3+8/9х+25/27х 3 22/27х = 106-3 3 22/27х = 103 103/27х = 103 х= 27 в первом классе 6) 27 + 3 = 30(уч) во втором классе 7) 27 * 8/9 = 24(уч) в третьем классе 8) 106-27-30-24= 25(уч) в четвертом классе 9) (27+30+24) : 3 = 27(ср. арифм) первых трех классов 10) предположим, что в 4 классе 100%, тогда ср. ариф. в первых трех 27 : 25 * 100 =108(%) 11) 108 - 100 = 8(%) на 8 % среднее арифметическое числа учеников в первых трех классах больше числа учеников в четвертом классе
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто-то.
-- Ожиг, жиг, ожиг, жиг... -- свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой-то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы -- но лучше и чище, чем скрипки и трубы, -- каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
"Ах, да, ведь это я во сне, -- качнувшись наперед, сказал себе Петя. -- Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!.."
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. "Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу", -- сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
"Ну, тише, тише, замирайте теперь. -- И звуки слушались его. -- Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. -- И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. -- Ну, голоса, приставайте!" -- приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг... свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
-- Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
-- Уж светает, право, светает! -- вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
-- Вот и командир, -- сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.