Подобные соответствия миропонимания двух великих современников - Готфрида Лейбница и Себастьяна Баха - поведут иного слушателя музыки еще по одному "обходному пути" к восприятию гармонии прекрасного. И если он после какого-нибудь концерта по аналогии с высказыванием Лейбница внесет на поля своей программки концерта запись: "Математика есть поэзия гармонии, вычислившая себя, но не умеющая высказаться в образах для души", - не будем искать в этой метафоре лишь своеволие фантазии.
Немало есть и других областей знания, откуда в час баховского концерта приходят сопоставления.
У каждого слушателя - свои находки сердца и интеллекта в час звучания органных произведений Баха.
Звуки органа вызывают и зримые и умозрительные поэтические картины.
Низвергаются лавины, взметается пламя, ведут спор небожители, борется добро со злом,
Вы слышите, как они настраивают свои инструменты. До вас доносится невообразимый шум! Кажется, что из этих звуков ничего красивого не получится. А ведь еще будут певцы-солисты и хор!Но вот открывается занавес, и... полилась прекрасная музыка. В том, что все инструменты звучат слаженно и четко, заслуга дирижера - он руководит огромным оркестром. А происходит все с небольшой деревянной палочки. Вот этой, что в руках дирижера.Эту тоненькую палочку иногда называют волшебной. Ведь один ее взмах может вызвать гром литавр и звуки труб, пение скрипок и нежные трели флейт.Волшебной палочка становится только в руках дирижера. Он нужен в опере и в симфоническом оркестре, в хоре и в ансамбле - везде, где музыку исполняет большой коллектив.В древнегреческом театре главной фигурой был корифей - он дирижировал хором, ему подчинялись и музыканты. Ритм корифеи отбивали подошвой, окованной железом, а дирижировали руками. В средние века церковные дирижеры пользовались особым уважением. Символом их музыкальной власти был тяжелый, искусно отделанный жезл.А в итальянской опере дирижеров было двое: один, скрипач, руководил оркестром,и дирижировать. И вот тогда первый скрипач оркестра, его называли концертмейстер, отложил свою скрипку и стал дирижером.другой, клавесинист, - певцами. Место за клавесином было опасным, там обычно сидел автор оперы. Ему частенько приходилось испытывать на себе реакцию публики на его произведении. Если темпераментным итальянцам не нравилась музыка, в несчастного автора летели гнилые помидоры и тухлые яйца.
Национальность? – Русский. А где живешь? – В Союзе. А что поешь? – Пою я Тоску и боль свою. Какой ты? – Очень грустный. Кому ты верен? – Музе. Воруешь? – Не ворую, Но о ворах пою. Образованье? – Десять Лет строго режима, За что? – За то, что, братцы, Попался, вот беда. Что за душою? – Песня. А где твоя вершина? – В стране моей без рабства. Ты счастлив? – Иногда. Припев: По прадеду я русский, А по отцу советский, По матери я добрый, По жизни холостой. Хватай меня, подружки, Доверчив я по-детски, В любви я, девки, бодрый, Берите на постой. Ты Бога видел? – Мельком, А где? – А в кабинете. А черта видел? – Видел, Был чертом «кум» у нас, Скупал он души зеков И больше всех на свете Любил кумовок, идол, И щурить левый глаз. Кого ты любишь? – Маму, Еще люблю сметану, Быть может, кто осудит, Люблю я очень жизнь. Кривить душой не стану, Люблю еще Светлану, Но вот она не любит Меня совсем, кажись.
Подобные соответствия миропонимания двух великих современников - Готфрида Лейбница и Себастьяна Баха - поведут иного слушателя музыки еще по одному "обходному пути" к восприятию гармонии прекрасного. И если он после какого-нибудь концерта по аналогии с высказыванием Лейбница внесет на поля своей программки концерта запись: "Математика есть поэзия гармонии, вычислившая себя, но не умеющая высказаться в образах для души", - не будем искать в этой метафоре лишь своеволие фантазии.
Немало есть и других областей знания, откуда в час баховского концерта приходят сопоставления.
У каждого слушателя - свои находки сердца и интеллекта в час звучания органных произведений Баха.
Звуки органа вызывают и зримые и умозрительные поэтические картины.
Низвергаются лавины, взметается пламя, ведут спор небожители, борется добро со злом,
парит возвышенное, страстями полнится земное, поют хоры, ведет исповедь сердце. Вписыв
аются в баховское музыкально
е мироздание проявления самой жизни в ее вечном движении.