Играла скрипка. Музыка взлетела ввысь, над морем, и, достигнув самой
высокой ноты, падала на землю, стонала. Словно скрипач водил смычком не по струнам, а по сердцу.
Волны пели в тон струнам. Печально катило их море к каменистому берегу,
на котором одиноко стоял скрипач со своей скрипкой. Он доиграл и опустил смычок.
Скрипач был гордостью этого небольшого города, раскинувшегося на
берегу южного моря. Его знали все - от нищих, облепивших крыльцо церкви, до
Управляющего городом, от босоногих карапузов до седовласых старцев, возраста которых не знал ни один житель города, да и они сами его точно не помнили.
Музыку скрипача знали все. Когда он играл, переставали плакать дети,
умолкали самые завзятые спорщики, оставляли свои пересуды сплетницы, сапожник
откладывал в сторону молоток, останавливались извозчики, стихал птичий щебет и цокот женских каблучков по булыжной мостовой, казалось, что даже море бережнее несет волны к берегу и ветер осторожнее шевелит листвой. Все слушали скрипача.
В его музыке было все - смех детей, биение влюбленных сердец, шум дождя
и вкус морских брызг, слезы матерей и лепет нищих, просящих подаяния, праздничный колокольный звон и звуки набата, взмах крыльев ласточки и скрип корабельных снастей - каждый, слушая его музыку, находил в ней свое.
«Бразильская бахиниана №5» Ария В мягком розовом сиянье, тая в чистой лазури, Облако проплывает ночи навстречу. Первых звёзд лучи приветливо блеснули, Голубым мерцаньем, колыхая вечер, И луна проснулась в тишине небесной. О, запойте птицы, радостную песню, Пусть прозвучит она гимном красоте природы! В блеске звёзд полночных блещут волны игриво, Вдаль бегут золотистою лунной дорогой. Страшной чёрной тенью зловещего грифа Душу мне затмил мрак тоски жестокой. В мягком розовом сиянье, тая в чистой лазури, Облако прплывает ночи навстречу.