Когда шла уборка хлеба, то поля расширялись и светлели. И тут возникали стаи журавлей. Дети воспринимали перелёты журавлей как праздник. Они бежали и голосили: “Журавли…возвращайтесь домой…“. Или танцевали и приговаривали: “Клин журавлин!“ Птицы летели по небу очень красиво. А озорники хотели помешать птицам. Кто-нибудь орал: “Хомут на шею!” И тогда журавлиный треугольник расстраивался, птицы путались, а вожак становился в хвост колонны. Дети думали, что это от их слов, и радовались. Но кто-нибудь получал подзатыльник, и в их детских душах появлялись добрые чувства. Дети кричали: “Путь- дорога!” И повторяли это, пока стая не выравнивалась.
Но кто‑нибудь из взрослых давал подзатыльник озорнику, и хорошие чувства брали верх в детской душе.Но находились озорники, которые не желали добра птицам, хотели расстроить их порядок. Когда с полей убирали хлеб, поля становились шире и светлее, чем прежде, горизонт отодвигался куда‑то вдаль. И часто журавлиный треугольник неожиданно начинал ломаться, птицы, летевшие сзади, рвались вперед либо уходили в сторону, а вожак, словно испугавшись, что он остался впереди совсем один, круто осаживал, делал поворот и пристраивался в хвост колонны.
Когда шла уборка хлеба, то поля расширялись и светлели. И тут возникали стаи журавлей. Дети воспринимали перелёты журавлей как праздник. Они бежали и голосили: “Журавли…возвращайтесь домой…“. Или танцевали и приговаривали: “Клин журавлин!“ Птицы летели по небу очень красиво. А озорники хотели помешать птицам. Кто-нибудь орал: “Хомут на шею!” И тогда журавлиный треугольник расстраивался, птицы путались, а вожак становился в хвост колонны. Дети думали, что это от их слов, и радовались. Но кто-нибудь получал подзатыльник, и в их детских душах появлялись добрые чувства. Дети кричали: “Путь- дорога!” И повторяли это, пока стая не выравнивалась.