живу в маленьком доме у самого моря. Чтобы увидеть море, нужно выйти за калитку и немного пройти по протоптанной в снегу тропинке. Море не замёрзло. Снег лежит до самой кромки воды. Когда на море подымается волна, то слышен не шум воды, а хрустенье льда и шорох оседающего снега. Балтика зимой пустынна и угрюма. По горизонту весь день лежит слоями тяжёлая мгла. В ней пропадают очертания низких берегов. Только кое- где в этой мгле опускаются над морем белые косматые полосы – там идёт снег.
Вечером кромешная темнота окружает дом, сосны придвигаются к нему вплотную, и, когда выходишь из освещенного дома наружу, тебя охватывает ощущение полного одиночества с глазу на глаз с зимой, морем и ночью. Море уходит на сотни миль в чёрно- свинцовые дали. На нём не видно ни одного огонька. И не слышно ни единого всплеска, словно в расплывчатой туманной бездне обрывается земля.
К западу, в сторону Вентспилса, за слоем мглы есть маленький рыбачий посёлок. Обыкновенный рыбачий посёлок с сетями, сохнущими на ветру, с низкими домами и низким дымом из труб, с чёрными моторками, вытащенными на песок, и доверчивыми собаками с косматой шерстью. В посёлке сотни лет живут латышские рыбаки. Поколения сменяют друг друга. Светловолосые девушки с застенчивыми глазами и певучим говором становятся обветренными, кряжистыми старухами, закутанными в тяжёлые платки. Румяные юноши в щегольских кепках превращаются в щетинистых стариков с невозмутимыми глазами.
Но так же, как и сотни лет назад, рыбаки уходят в море за салакой. И так же, как и сотни лет назад, не все возвращаются обратно. Особенно осенью, когда Балтика свирепеет от штормов и кипит холодной пеной, как чертов котел.
Но что бы ни случилось, сколько бы раз ни пришлось стаскивать шапки, когда люди узнают о гибели своих товарищей, всё равно надо и дальше делать сво1 дело – опасное и тяжёлое, завещанное дедами и отцами. Уступать морю нельзя.
В море около посёлка лежит большой гранитный валун. На нём еще давно рыбаки высекли надпись: « В память всех, кто погиб и погибнет в море». Эту надпись видно издалека.
Когда я узнал об этой надписи, она мне показалась печальной, как все эпитафии. Но латышский писатель, рассказавший мне о ней, не согласился с этим и сказал: – Наоборот. Это очень мужественная надпись. Она говорит, что люди никогда не сдадутся и будут делать своё дело. Я бы поставил эту надпись эпиграфом к любой книге о человеческом труде и упорстве. Для меня эта надпись звучит примерно так: «В память тех, кто одолевал и будет одолевать это море».
Я согласился с ним и подумал, что этот эпиграф подходил бы и для книги о писательском труде.
Писатели не могут ни на минуту сдаться перед невзгодами и отступить перед преградами. Что бы ни случилось, они должны непрерывно делать свой дело, завещанное им предшественниками и доверенное современниками. Недаром Салтыков – Щедрин говорил, что если хоть на минуту замолкнет литература, то это будет равносильно смерти народа.
( 465 слов По К. Паустовскому)
... Представьте себе: май, жара и сногсшибательный аромат от маленьких крошечек белого цвета , собравшихся в гроздья. Они щекочут все твое существо, о чем-то хорошем напоминают. Хочется не прятать улыбку и верить в счастье. Весь город купается в ее духах . Она - везде : в парках и садах, просто на улицах... Иногда хочется бежать от нее или просто влюбиться. Такой колдовской запах ! Он изменяет меня и мир вокруг, заставляет "уйти " в родное, прекрасное, далекое...Свою молодость, похожую на песню... Такую сказочно-далекую и невозвратимую. Впрочем, это ощущение мне дает всего лишь веточка акации, тайком сорванная с кустарника во дворе. Когда я смотрю на нее, появляются силы и желание жить ... Разве не чудо?