Мы можем, конечно, понимать под достоинством – стоимость, цену: «монета достоинством в пять копеек». Такое достоинство в принципе относительно, всегда должно быть бóльшим или меньшим, и то, что обладает этим достоинством – в принципе заменимым, – пригодным к обмену на что-либо равноценное. Идеальное выражение этой заменимости – деньги. Что до человека, то ему может быть жаловано достоинство генерала (и тогда, скажем, на его вызволение из бандитского плена будут брошены огромные силы и средства), а может быть – рядового (и в этом случае обойдутся средствами менее значительными)...Но то, что чувствует без всяких объяснений всякий достойный человек – это что ни один по-настоящему ценный предмет и в особенности ни один субъект в принципе не заменимы; испорченная картина не может быть возмещена деньгами или картиной той же стоимости, спиленное любимое дерево – вновь посаженным, потерявшаяся кошка – купленной на рынке другой, и уж конечно, ушедший близкий человек – человеком еще больших достоинств. И даже не говоря о человеке и совершенно независимо от нужности всего перечисленного лично нам, и в картине, в которую вложена душа художника, и в растении, и в животном мы ощущаем и уважаем их жизнь – их самоценное. Для нас это самоценное есть ценность, – в отличие от цены нечто абсолютное, – понятие, значащее по-своему то же, что святыня. Пусть далеко не всегда мы можем блюсти эту святыню живого – уже потому, что созданы плотоядными, – но, переступая ее даже вынужденно и даже в самом малом, не можем не испытывать хоть какого-то внутреннего сопротивления.Итак, достоинство имеет две противоположных ипостаси – а) цена и б) бесценное, абсолютное, святое; и когда дело касается человека, достоинство – это, конечно же, только и исключительно святое. Нечего и говорить, что генерал в этом плане вполне равен рядовому, потому что оба прежде всего люди Однако ничтожная идея «цены», достоинства относительного, постоянно вмешивается в наши представления о себе и других и уродует нашу мораль, а все более полное сознание бесценного, абсолютного достоинства каждого плюс соответствующее этому поведение – составляет наш первый и, кажется, по существу единств
Я пАмятник себЕ воздвИг нерукотвОрный, К немУ не заростЕт нарОдная тропА, ВознЕсся вЫше он главОю непокОрной АлександрИйского столпА.
Нет, весь я не умрУ- душА в завЕтной лИре Мой прах переживЕт и тлЕнья убежИт И слАвен бУду я, докОль в подлУнном Мире Жив бУдет хоть одИн пиИт Слух обо мне пройдЕт по всей РусИ велИкой, И назовЕт менЯ славЯн, и фИнн, и нЫне дИкой ТунгУз, и друг степЕй калмЫк.
И дОлго бУду тем любЕзен я нарОду, Что чУвства дОбрые я лИрой пробуждАл, Что в мой жестОкий век восслАвил я свобОду И мИлость к пАдшким призывАл .
ВелЕньб бОжию, о мУза, будь послУшна, ОбИды не страшАсь, не трЕбуя венцА, ХвалУ и клеветУ приЕмли равнодУшно, И не оспАривай глупцА.
все сестритцы начили завидовать сестре осени потомучто она была самая красивая и у неё было много запасов