Старый пароход неспешно отчалил от пристани и вышел в Онежское озеро. Белая ночь царственно простиралась вокруг. Я впервые увидел эту ночь не над Новой и дворцами Ленинграда, а среди лесистых пространств и озёр. Волны от парохода бесшумно убегали вдаль, покачивая куски сосновой коры. На берегу, должно быть в каком нибудь древнем погосте, сторож аккуратно пробил на колокольне часы -двенадцать ударов. Этот звон долетел до нас, миновал пароход и торжественно уплыл по водной глади в прозрачный сумрак, где висела луна. Я не знаю, как лучше назвать томительный свет белой ночи. Загадочным? Или магическим? Эти ночи всегда кажутся мне чрезмерной щедростью природы-столько в них бледного воздуха и призрачного блеска фольги и серебра.
Меньше всего человек может примириться с неизбежным исчезновением этой красоты, этих очаровательных ночей. Поэтому, должно быть, белые ночи и называют своей непрочностью лёгкую печаль, как всё прекрасное, когда оно обречено жить надолго.
Ножницы, брюки, штаны, колготки именины, выборы, нападки, козни, побои, сумерки, сутки.