Крупная красивая фигура, бледное лицо, высоко-зачесанные светлые волосы, белесоватые ресницы, резко-вычерченные и слегка трепещущие ноздри, словом все в нем было как-то празднично и необычайно. Особенно запомнились почему-то ладно-сидевший на нем фрак и золотая лорнетка на широкой черной ленте. Он поднес лорнет к глазам, мельком заглянул в программу, лежавшую на рояле, и запел романс, слегка прикрыв глаза. Голос его в те годы был еще молодым и сильным. Это был даже не голос, а какой-то удивительный инструмент, при которого артист умел передавать тончайшие душевные переживания. О, где же вы, дни любви?
Мне рассказали недавно о елке, посаженной в одном московском дворе. это была голубая серебристая ель. голубое дерево из сказки. жильцы, въехавшие в новый дом, посадили елку сами. для нее вырыли глубокую яму, подготовили ей хорошую рыхлую землю, обложили дно ямы лесным дерном. даже немного хвои из леса и посыпали вокруг елки, чтобы она почувствовала себя, как дома. дерево прижилось. на ветках появились свежие, пушистые побеги. голубая ель стала гордостью всего дома, его украшением. она пышно разрослась и вечером, если вы проходили мимо, вас касался задумчивый и щемящий запах лесной хвои, запах детства, запах чистоты. и вот однажды, перед новым годом, жильцы, выйдя из дома ранним утром, увидели, что елку кто-то срубил. срубил не у корня, а забрал юную, пушистую верхушку. изуродованное дерево стояло во дворе, распластав оставшиеся нижние ветви, словно ему отрубил голову палач. люди долго смотрели на ель, не веря своим глазам, - смотрели с болью, содроганием, гневом… на следующий день жильцы прикрепили к дереву табличку. табличка была сделана добротно, старательно, на ней было написано отчетливыми буквами: “памятник подлецу, который под новый год срубил елку”. ель засохла и умерла. табличка на мертвом дереве укреплена до сих пор. человек, срубивший дерево, проходит, может быть мимо него каждый день. и каждый день мертвая ель, как молчаливый укор совести, напоминает ему о содеянном.
Сто лет с той нашей первой встречи, Когда тобою был замечен. Как редкий случай. Как везенье. Как доброй воли проявленье. Так было всё необычайно! Как будто ласточка случайно В моё окошко залетела, А улетать не захотела. Всё так таинственно, секретно. И было всё тобой запретно. «Как Вас зовут»? «Узнайте сами». «Где вы живёте?» «За лесами». «Ну, хоть немного намекните». «Нет, не скажу Вам, извините». «Вы почему меня боитесь И за секретами таитесь»? «Оставьте это. Пролетели. Вы сами кто на самом деле»? Так мы знакомились. И тайна Дразнила нас необычайно. А помнишь, как ещё несмело Стихи писали неумело? И колдовали мы друг друга, Воруя время для досуга. Так сколько ж лет с тобой знакомы ? Уже заполнились альбомы, Уже написаны романы, Хоть мы с тобой. С деревьев листья облетали, Весной долины расцветали, А мы всё пишем продолженье. И между нами притяженье … Мечтою стала ты воздушной. Душой я молод, я послушный. Я всё ещё слегка робею. Желаю счастья к юбилею! Сто лет сегодня нашей встрече. Мадам, зажгите лучше свечи. В их свете призрачном, неясном Мы помечтаем о прекрасном.
Крупная красивая фигура, бледное лицо, высоко-зачесанные светлые волосы, белесоватые ресницы, резко-вычерченные и слегка трепещущие ноздри, словом все в нем было как-то празднично и необычайно. Особенно запомнились почему-то ладно-сидевший на нем фрак и золотая лорнетка на широкой черной ленте. Он поднес лорнет к глазам, мельком заглянул в программу, лежавшую на рояле, и запел романс, слегка прикрыв глаза. Голос его в те годы был еще молодым и сильным. Это был даже не голос, а какой-то удивительный инструмент, при которого артист умел передавать тончайшие душевные переживания. О, где же вы, дни любви?
Объяснение: