Одеяло убежало,
Улетела простыня,
И подушка,Как лягушка,
Ускакала от меня.
Я за свечку,
Свечка — в печку!
Я за книжку,
Та — бежать
И вприпрыжку
Под кровать!
Я хочу напиться чаю,
К самовару подбегаю,
А пузатый от меня,
Убежал, как от огня.
Что такое,
Что случилось?
Отчего же
Всё кругом
Завертелось,
Закружилось
И помчалось колесом?
Утюги за сапогами,
Сапоги за пирогами,
Пироги за утюгами,
Кочерга за кушаком —
Всё вертится,
И кружится,
И несётся кувырком.
Вдруг из маминой из спальни,
Кривоногий и хромой,
Выбегает умывальник
И качает головой:
«Ах ты, гадкий, ах ты, грязный,
Неумытый поросёнок!
Ты чернее трубочиста,
Полюбуйся на себя:
У тебя на шее вакса,
У тебя под носом клякса,
У тебя такие руки,
Что сбежали даже брюки,
Даже брюки, даже брюки
Убежали от тебя.
Рано утром на рассвете
Умываются котята,
И мышата, и утята,
И жучки, и паучки.
Ты один не умывался
И грязнулею остался,
И сбежали от грязнули
И чулки и башмаки.
Я — Великий Умывальник,
Знаменитый Мойдодыр,
Умывальников Начальник
И мочалок Командир!
(К. И. Чуковский)
Смотрю на Вечный огонь. Свет алый, словно кровь погибших героев, вновь и вновь взывает к нам: « Не допусти!» Всматриваюсь в лица людей у Вечного огня и хочу верить, что никогда не будет больше войны, не повторятся принесенные ею страдания, горе и слезы.
Языки пламени, еще и еще раз взмываясь к небу, как будто просят: «Задумайся!» И я стою, потрясенная этой минутой, задумчиво гляжу на мемориал. Что мы можем сделать, чтобы не повторилась трагедия, чтобы через несколько поколений никому не пришлось стоять вот так же с комом в горле и со слезами на глазах, вспоминая погибших.
Я верю в человеческую память, в умение любить и сострадать. Я так хочу, чтобы человеческая гордыня, жажда власти и наживы умерли в сердцах людей. Понимаю, что нужно жить, учиться и трудиться так, чтобы Вечный огонь любви и памяти горел в наших сердцах и в сердцах будущих поколений как знак великой благодарности всем, кто отстоял мир и счастье на Земле.