вот я сижу на берегу моря, на красивом песчаном пляже. дышу морским воздухом и слушаю крики чаек и шёпот волн. солнышко стоит в зените, припекает. мне лень пошевелиться и спрятаться от солнца в тень грибка. воздух насыщен йодом, это полезно для нервов. вот я сижу, дышу и строю на берегу замок из песка. волны лениво набегают на берег и, кажется, что они мне рассказывают сказочную .
я размечталась…
на горизонте показался корабль. не просто корабль, а корабль с алыми парусами. он плавно подплывает к берегу. вот уже и видно капитана на мостике у штурвала. он машет мне рукой и улыбается. я машу ему в ответ.
но вот одна волна забежала далеко на берег и размыла песчаный замок. сразу исчезли паруса как - будто их и не было. на глаза навернулись слёзы.
когда нос обгорел окончательно и чтобы как-то развеяться, я стала бродить вдоль кромки воды и нашла большую ракушку. интересно, что за существо здесь жило? чей это был домик?
волны по-прежнему игриво плещутся, как расшалившиеся маленькие собачки. я продолжаю идти вдоль берега моря и нахожу кусочек янтаря. на солнце он играет оттенками желтого цвета. какую он срывает тайну? если на него посмотреть через лупу, то видно, что внутри застыла муха.
вот когда я уеду домой, я буду вспоминать и это море, и этот пляж. буду прикладывать ракушку к уху, чтобы услышать в ней шум моря, и любоваться кусочком янтаря.
источник: сочинение я сижу на берегу моря, реки, озера
татьяна, состоявшая, как мы сказали выше, в должности прачки (впрочем, ей, как искусной и ученой прачке, поручалось одно тонкое белье), была женщина лет двадцати осьми, маленькая, худая, белокурая, с родинками на левой щеке. родинки на левой щеке почитаются на руси худой приметой — предвещанием несчастной жизни… татьяна не могла похвалиться своей участью. с ранней молодости ее держали в черном теле; работала она за двоих, а ласки никакой никогда не видала; одевали ее плохо, жалованье она получала самое маленькое; родни у ней всё равно что не было: один какой-то старый ключник, оставленный за негодностью в деревне, доводился ей дядей да другие дядья у ней в мужиках состояли — вот и всё. когда-то она слыла красавицей, но красота с нее скоро соскочила. нрава она была весьма смирного, или, лучше сказать, запуганного, к самой себе она чувствовала полное равнодушие, других боялась смертельно; думала только о том, как бы работу к сроку кончить, никогда ни с кем не говорила и трепетала при одном имени барыни, хотя та ее почти в глаза не знала.
