Антон Шандор ЛаВей в одном из своих произведений писал: «Людям давно пора осознать, что без противопоставления жизненность угасает. Однако противоположное долгое время было синонимом плохому. Несмотря на обилие поговорок вроде "Разнообразие придает вкус жизни", "Все нужно...", "Трава всегда зеленее на другой стороне".., многие люди автоматически рассматривают противоположности как "зло"». (Не совсем корректный перевод с английского языка может немного замутнить смысл цитаты, но суть должна быть понятна.)Он хотел сказать, что зло в людском понимании – это не обязательно что-либо вредное и дурное, люди часто принимают за зло то, что им не понятно, нечто необычное. На понятия зла и добра можно распространить теорию относительности. У каждого человеческого сообщества, а быть может и у каждого человеческого индивидуума, эти понятия могут сильно различаться. Например: в средние века, во времена инквизиции, христианами совершались многочисленные кровавые Крестовые походы на земли язычников. С целью обратить «неверных» в христианство или уничтожить их. И эти зверства, в каком-то смысле были оправданы потому, что язычество являлось для христиан злом. А христиане в свою очередь являлись самым страшным злом для самих язычников.И так, зло – это нечто необычное и непонятное. А может ли оно быть привлекательным? Конечно да! Загадки всегда привлекали людей. Если бы нас не привлекала неизвестность, то мы бы до сих пор жили в пещерах, как звери.Но можно ли это толкование зла применить к произведению Михаила Юрьевича Лермонтова «Герой нашего времени»?Печорина, несомненно, можно назвать необычным человеком. У него нестандартное мировоззрение. Печорин в своём дневнике несколько раз называет себя злодеем. Он был очень расчётлив в отношениях с друзьями и возлюбленными. Хладнокровно и эгоистично сортируя все свои и чужие мысли и чувства. Он не оставлял шанса выходу истинных эмоций. «Знакомясь с женщиной, я всегда безошибочно отгадывал, будет ли она меня любить или нет...».Приехав служить за Терек, Печорин знакомится с Максимом Максимовичем. Это старый штабс-капитан-человек честный и добрый, накопивший за свои годы значительный жизненный опыт. Максим Максимович (можно сказать) сводит его с Бэлой. Бэла привлекает Печорина цельностью и естественностью натуры. В "любви дикарки" он пытается найти забвение от его тоски, но его ненасытное сердце не могли долго жить одним чувством. Поэтому, украв Бэлу, он обличает её на вечное страдание из-за смерти отца. Вскоре она ему наскучила, как и всё в то время. Он, не желая, заставляет её умереть. Печорин приносит страдания всем окружающим его людям. И по этому он тоже совершенно справедливо может именовать себя злодеем.Он не позволял себе влюбляться, потому, что боялся, что ему могут изменить и нанести нестерпимую боль. И тем самым он обманывал всех женщин.В истории с Мэри Печорин, затевая интригу, не преследует никакой цели. Мэри молода, самолюбива, доверчива. Но страх потерять свободу заставляет героя подавить зарождающееся чувство.Глубокое и давнее чувство Вера испытывала к Печорину. "Она единственная женщина в мире, которую я не в силах обмануть". Вера лучше, чем кто-либо другой, "проникла во все тайны" его души. Про Веру Печорин говорил: «За что она меня так любит, право, не знаю! ... Неужели зло так привлекательно?..» Именно из-за нее он задаёт себе этот вопрос. Я думаю, что Вера его любила как раз за его «зло», то есть за необычность. Есть такой тип женщин, как Вера, их непременно привлекают мужчины, с которыми они никогда не будут счастливы. Отношения с этими мужчинами для них явное зло. Познав горечь разочарований, эти женщины в следующий раз выбирают такого же мужчину. Яркость чувств, и, хоть и недолгая любовь с необычным человеком, для них привлекательнее размеренных устоявшихся отношений с надёжным мужчиной.Зло на самом деле бывает очень привлекательным. Но может быть и наоборот, иногда люди боятся того, что им неизвестно и непонятно, а страх в, свою очередь, вызывает неприязнь или даже ненависть. Такое произошло в отношениях Печорина с Грушницким. Печорин о Грушницком отзывался так: «Его цель - сделаться героем романа. Он так часто старался уверить других в том, что он существо, не созданное для мира, обреченное каким-то тайным страданиям, что он сам почти в этом уверился. ... Я его понял, и он за это меня не любит, хотя мы наружно в самых дружеских отношениях. ... Я его также не люблю: я чувствую, что мы когда-нибудь с ним столкнемся на узкой дороге, и одному из нас несдобровать». Они друг друга не любят, как раз из-за того, что не могут понять друг друга. Каждый видит в другом соперника. У них разные жизненные принципы, и если бы кто-нибудь из них понял бы и согласился с мировоззрением другого, быть может они бы стали настоящими друзьями.
. Он сам испытывал счастливые мгновения высокого художественного созерцания. Близкие его не могли понять, что он находил в древних иконах, работах своих предшественников, почему он не бил перед ними поклонов, не шептал молитв, но, устремив взор на их дивные формы, в свободные от трудов часы подолгу просиживал перед ними. К этому высокому созерцанию прекрасного призывает Рублев своей «Троицей», и созерцание это в каждом образе его творения раскрывает неисчерпаемые глубины. Прославленный шедевр был создан мастером в годы его наибольшей творческой зрелости. Но высшее вдохновение озарило художника после того, как он путь настойчивых исканий. Еще в ранних произведениях его привлекала композиция в круге как образ гармонического совершенства. Однако лишь в «Троице» она полностью обрела свой смысл, всю силу художественного воздействия. Гармония круговой композиции служит символом единства, покоя и совершенства. Чуткость к частностям сочетается с ощущением их сопряженности с целым, с основной темой всего творения. На что бы мы ни обращали свой взор, всюду находим отголоски основной круговой мелодии, соответствия линий, ритмические повторы, музыкальное согласие форм. Все, вплоть до мельчайших подробностей, образует невыразимое словами, но неизменно чарующее глаз симфоническое богатство линейных и живописных отношений. Краски составляют одно из главных очарований «Троицы». Рублев был замечательным колористом. Миниатюры «Евангелия »Хитрово говорят о том, что он владел искусством нежных лучезарных тонов. В иконах звенигородского цикла розовые и голубые краски — светлые, нежные — слегка белесоваты, как во фресковой живописи. В «Троице» мастер поставил задачу, чтобы краски зазвучали во всю мощь, чтобы красочная гармония стала насыщенной и плотной. Он добыл ляпис-лазури, драгоценнейшей и высокочтимой у старых мастеров краски, и, собрав всю ее цветовую силу, не смешивая с другими красками, бросил ярко-синее пятно в самый центр иконы. Синий плащ среднего юноши чарует глаз, как драгоценный самоцвет, и сообщает всему спокойную, ясную радость. Поистине такой чистый цвет мог утверждать только человек с чистым сердцем, бодро смотрящий на жизнь. Но Рублев не остановился на утверждении одного цвета, прекрасного самого по себе. Он стремился создать в своей иконе богатое цветовое созвучие. Вот почему рядом с сияющим «голубцом», как говорили встарь на Руси, чарует взор глубокий вишневый тон и солнечное золото охры. Может быть, в звонком аккорде этих чистых красок нашли косвенное отражение впечатления от ясного русского летнего дня — золотистой спеющей нивы с яркими синими вспышками васильков. Но непосредственное ощущение красок родной природы должно было пройти через горнило творческого преображения для того, чтобы вылиться стройной мелодией. «Троица» Рублева отмечена печатью юношеской свежести и чистоты. Это отпечаток юности русской культуры, ее пробуждающейся весны. Мы не знаем в точности времени возникновения «Троицы», но, надо полагать, возникла она в Итоге многолетних неустанных трудов художника и означает вершину его исканий. Андрей Рублев трудился с великим усердием и смирением, не притязая на признательность современников, не помышляя о славе последующих поколений. Но по шести столетий перед нами выступает во всем величии всемирно-историческое значение его свершений. Мое сердце замирает, когда я смотрю на творение Рублева.
