Я смотрел.
Передо мной, насколько хватало взгляда, были горы и леса, иссиня-чёрные и пепельно-серые горы и тихие леса осени.
Паутина просек, дорог и высоковольтных трасс изморщинила лицо тайги нездоровым и оттого ярким румянцем.
Горечь надвигающегося увядания угадывалась во всём: в бездонно-голубом небе, в пёстрых деревьях, принаряженных как будто к великому празднику, и в необъяснимой тишине, царящей вокруг.
Речки кружились и затягивали в жёлтые петли бесконечные горы, и казалось, что в расщелинах и распадках обнажились нервы земли.
Всё кругом было торжественно, величаво и спокойно.
Предчувствие долгого сна таилось в лесах, и шорох облетающих листьев уже начинал усыплять его, нашёптывая об осенних дождях, о глубоких снегах и о красавице-весне, которую надо долго и терпеливо ждать, потому что всё живое на земле живёт вечным ожиданием весны и радости.
Я смотрел. Передо мной, насколько хватало взгляда, были горы, и леса иссиня черные и пепельно серые горы и тихи леса осени. Паутина просек, дорог и высоковольтных трасс изморщинела лицо тайги нездоровым и от того ярким румянцем. Горечь надвигающихся увядания угадывалось во всём в бездонно голубом небе, в пестрых деревьях принаряженный как-будто к великому празднику, и необъяснимой тишине, царящий вокруг.
Речки крутились и затягивали в желтые петли бесконечные горы и казалось что в расщелинах, и припадках обнажились нервы земли. Всё кругом было торжественно величаво и спокойно. Предчувствие долгого сна таилось в лесах, и шорох облетающих листьев уже начинал усыплять их, нашептывая об осенних дождях, о глубоких снегах и о красавице весне, которую надо долго и терпеливо ждать потому-что все живое на земле живёт вечным ожиданием весны, и радости.
сделай лучшим
