Мне рассказали недавно историю о ёлке, посаженной в одном московском дворе. Это была голубая серебристая ель. Голубое дерево из сказки.
Жильцы, въехавшие в новый дом, посадили ёлку сами. Для неё вырыли глубокую яму, подготовили хорошую землю, обложили дно ямы лесным дёрном. Привезли даже немного хвои из леса и посыпали вокруг ёлки, чтобы она чувствовала себя как дома.
Дерево принялось. На пышно разросшихся ветках появились свежие, пушистые побеги. Голубая ель стала гордостью всего дома, его украшением. И вечером, если вы проходили мимо, вас касался задумчивый и щемящий запах лесной хвои, запах детства, запах чистоты.
Однажды перед Новым годом жильцы ранним утром увидели, что ёлку кто-то срубил. И срубил не у корня, а украл пушистую верхушку. Изуродованное дерево бес распластало оставшиеся нижние ветви, словно ему отрубил голову палач. Люди долго смотрели на ель и не верили своим глазам, смотрели с болью, содроганием, гневом...
На следующий день жильцы прикрепили к дереву добротную табличку. На ней было написано крупными буквами: «Памятник подлецу, который под Новый год срубил эту ёлку».
Ель засохла и умерла, а табличка на мёртвом дереве укреплена до сих пор. Человек, убивший дерево, проходит, может быть, мимо него каждый день. И каждый день мёртвая ель, как молчаливый укор совести, напоминает ему о содеянном.
