О Л. Толстом и его творчестве писали многие литературоведы, критики, писатели, общественные деятели. Сделайте выписки из фрагментов статьи В. Лакшина «Черты великого эпоса («Война и мир»)». Старайтесь выписывать то, что расширяет, углубляет ваши представления о Толстом и его романе. Полностью прочитать эту статью вы сможете в книге В. Лакшина «Пять великих имён».
«Без ложной скромности — это, как «Илиада», — говорил Толстой о «Войне и мире» Горькому.
Толстой не тешит своё тщеславие, он просто определяет жанр. Большой эпос6, народная эпопея6 — вот что стоит перед его глазами образцом для сравнения.
Смелое воображение и точное знание, живое предание и интуиция художника, пережитый сердцем опыт и огромное наследие культуры потребны были, чтобы возник этот литературный феномен6 — «Война и мир».
Толстой говорил, что, прежде чем начать работу, ему важно, чтобы под ногами у него выросли подмостки. Кроме первостепенных жизненных впечатлений, душевных поисков и дум, всегда важны подмостки литературные.
Готовясь к созданию «Войны и мира», Толстой открыл для себя Гомера. «Вот оно! чудо», — записал он в дневнике. Это было в конце 50-х — начале 60-х годов. Реже отмечают, в круге его чтения в годы, прямо предшествовавшие2 созданию «Войны и мира», оказались и русские былины. <...>
Толстой эпичен и оттого, что он подкупающе серьёзен. Он поднимается сам и поднимает нас от быта, от мелочи и пыли дня к тому, что определяет содержание всей жизни человека, составляет тайный смысл истории и мерит всякое живое существо масштабом вечности. <...>
Огромно его недовольство собой, внутренний счёт к своей душе. Этой напряжённой духовностью он вернее любых проповедей обращает нас, читателей, к главному — вопросу о смысле своей жизни, не потакает6 безволию души и запрещает человеку измельчиться, пойти в обход, растратиться на пустяки. Мерой серьёзности, крупности духовных забот, какими он обременяет своих любимых героев, он напоминает о чём-то важнейшем и порою вызывает стыд за себя.
Пьер Безухов, князь Андрей — это правдоискатели, и только оттого они и могли стать главными героями толстовской эпопеи. <...>
В умении проникнуть в человеческую душу, удержавшись от острой субъективности6, новизна и сила реализма Толстого. Он, конечно, резко пристрастен в отношении главных мыслей, идей своего творения. Но, заглянув в чужую душу, чувствует себя не вправе быть тенденциозным6, его задача — взять характер изнутри, в его логике, в его психологии.
«Стихийность», защищаемая Толстым, как исконное доброе свойство души и чувств, сказалась и в психологическом строе романа, в изображении «частных лиц». «Стихийное» — главная прелесть Наташи Ростовой, — её искренность, близость к природе, родной почве.
Толстой считал важнейшим психологическим «узлом» романа порыв страсти Наташи к Анатолю Курагину. И не оттого3 лишь, что героиня получает нелёгкий жизненный урок. Здесь вырвалась наружу сила жизни — непредсказуемой, незапланированной наперёд.
Наташа объясняет свою антипатию к Долохову: «У него всё назначено, а я этого не люблю». Она не терпит в людях сухого расчёта, заранее навязанного взгляда, — её чувство открыто навстречу жизни. В этом её незащищённость, но и её сила. <...>
В художественных сценах «Войны и мира» — ощущение единственного мига, совершающегося сейчас, переживаемого и не отгоревшего. Не воздыхание, не элегия, а страсть. Не воспоминание, а живое переживание и действие.
(остальное в учебнике)
1. Признаки какого стиля наиболее ярко проявляются в этом тексте?
2. Найдите простые осложнённые предложения и укажите, чем они осложнены.
3. На примере одного из абзацев покажите смысловые отношения между предложениями.
4. Подготовьте устное сообщение на основе сделанных выписок.
О Л. Толстом и его творчестве писали многие литературоведы, критики, писатели, общественные деятели. Сделайте выписки из фрагментов статьи В. Лакшина «Черты великого эпоса («Война и мир»)». Старайтесь выписывать то, что расширяет, углубляет ваши представления о Толстом и его романе. Полностью прочитать эту статью вы сможете в книге В. Лакшина «Пять великих имён».
«Без ложной скромности — это, как «Илиада», — говорил Толстой о «Войне и мире» Горькому.
Толстой не тешит своё тщеславие, он просто определяет жанр. Большой эпос6, народная эпопея6 — вот что стоит перед его глазами образцом для сравнения.
Смелое воображение и точное знание, живое предание и интуиция художника, пережитый сердцем опыт и огромное наследие культуры потребны были, чтобы возник этот литературный феномен6 — «Война и мир».
Толстой говорил, что, прежде чем начать работу, ему важно, чтобы под ногами у него выросли подмостки. Кроме первостепенных жизненных впечатлений, душевных поисков и дум, всегда важны подмостки литературные.
Готовясь к созданию «Войны и мира», Толстой открыл для себя Гомера. «Вот оно! чудо», — записал он в дневнике. Это было в конце 50-х — начале 60-х годов. Реже отмечают, в круге его чтения в годы, прямо предшествовавшие2 созданию «Войны и мира», оказались и русские былины. <...>
Толстой эпичен и оттого, что он подкупающе серьёзен. Он поднимается сам и поднимает нас от быта, от мелочи и пыли дня к тому, что определяет содержание всей жизни человека, составляет тайный смысл истории и мерит всякое живое существо масштабом вечности. <...>
Огромно его недовольство собой, внутренний счёт к своей душе. Этой напряжённой духовностью он вернее любых проповедей обращает нас, читателей, к главному — вопросу о смысле своей жизни, не потакает6 безволию души и запрещает человеку измельчиться, пойти в обход, растратиться на пустяки. Мерой серьёзности, крупности духовных забот, какими он обременяет своих любимых героев, он напоминает о чём-то важнейшем и порою вызывает стыд за себя.
Пьер Безухов, князь Андрей — это правдоискатели, и только оттого они и могли стать главными героями толстовской эпопеи. <...>
В умении проникнуть в человеческую душу, удержавшись от острой субъективности6, новизна и сила реализма Толстого. Он, конечно, резко пристрастен в отношении главных мыслей, идей своего творения. Но, заглянув в чужую душу, чувствует себя не вправе быть тенденциозным6, его задача — взять характер изнутри, в его логике, в его психологии.
«Стихийность», защищаемая Толстым, как исконное доброе свойство души и чувств, сказалась и в психологическом строе романа, в изображении «частных лиц». «Стихийное» — главная прелесть Наташи Ростовой, — её искренность, близость к природе, родной почве.
Толстой считал важнейшим психологическим «узлом» романа порыв страсти Наташи к Анатолю Курагину. И не оттого3 лишь, что героиня получает нелёгкий жизненный урок. Здесь вырвалась наружу сила жизни — непредсказуемой, незапланированной наперёд.
Наташа объясняет свою антипатию к Долохову: «У него всё назначено, а я этого не люблю». Она не терпит в людях сухого расчёта, заранее навязанного взгляда, — её чувство открыто навстречу жизни. В этом её незащищённость, но и её сила. <...>
В художественных сценах «Войны и мира» — ощущение единственного мига, совершающегося сейчас, переживаемого и не отгоревшего. Не воздыхание, не элегия, а страсть. Не воспоминание, а живое переживание и действие.
(остальное в учебнике)
1. Признаки какого стиля наиболее ярко проявляются в этом тексте?
2. Найдите простые осложнённые предложения и укажите, чем они осложнены.
3. На примере одного из абзацев покажите смысловые отношения между предложениями.
4. Подготовьте устное сообщение на основе сделанных выписок.
Медведи, как и всякий зверь, ходят по лесу с великой осторожностью и, зачуяв человека, так удирают от него, что не увидишь не только всего зверя, но и даже мелькнувшего хвостика.
Однажды на Севере мне указали место, где много медведей. Это место было в верховьях реки Коды, впадающей в Пинегу. Убивать медведя мне вовсе не хотелось, и охотиться за ним было не время: охотятся зимой, я же пришел на Коду ранней весной, когда медведи уже вышли из берлог.
Мне очень хотелось застать медведя за едой, где-нибудь на полянке, или на рыбной ловле на берегу реки, или на отдыхе. Имея на всякий случай оружие, я старался ходить по лесу так же осторожно, как звери, затаивался возле теплых следов; не раз мне казалось, будто мне даже и пахло медведем. Но самого медведя, сколько я ни ходил, встретить мне в этот раз так и не удалось.
Случилось, наконец, терпение мое кончилось, и время пришло мне уезжать. Я направился к тому месту, где была у меня спрятана лодка и продовольствие. Вдруг вижу, как большая еловая лапка передо мной дрогнула и закачалась сама. «Зверушка какая-нибудь», — подумал я.