Крепостное право - это комплекс государственных законов, которые прикрепляли крестьян к определенному земельному участку и ставили их в прямую зависимость от землевладельца (помещика), что временами приводило к лишению крестьян личной свободы. В России крепостное право существовало с 1649 года. Ранее в России имела место поместная система, которая по своему содержанию не являлась крепостным правом, а представляла собой жесткую форму арендных отношений. Крестьянин брал в аренду у землевладельца надел, на котором должен был отработать «соглашение» до момента сбора урожая, в результате чего вернуть его часть землевладельцу в виде «арендной оплаты». Данная плата осуществлялась в период одной недели до Юрьева дня – 26 ноября, и ещё одну неделю после него. У крестьянина не было права уйти, не произведя расчета, а когда он уплатил требуемое, то мог перейти к другому землевладельцу Во время царствования Алексея Михайловича, в 1649 году, издается Соборное уложение, которое представляло собой новый российский перечень законов. Данным уложением признавалось властвование землевладельца над крестьянами, которые работали на его земле. Такие работники не обладали правом оставлять свой надел и переходить к другому хозяину, а также вообще отказаться работать на земле, направившись, к примеру, для заработков в город. В результате крестьяне прикреплялись к земле, что послужило появлению названия: крепостное право. В случае перехода земли между помещиками, вместе с ней происходила передача и работников. Дворяне обладали правом продажи принадлежащего им крепостного иному хозяину без земли. Продавались крестьяне по произволу хозяина, разлучая жен и мужей, детей и родителей. С середины 18 века в России усиливается крепостной гнет, в результате чего помещиками получено право продажи своих крестьян в рекруты, ссылать их в Сибирь или на каторгу.Зависимость крестьян от помещиков постоянно расширялась, а, следовательно, положение их ухудшалось: помещики стали продавать и покупать крепостных, обменивать их на вещи и животных, женить и выдавать замуж по своему произволу. Это явление в российской истории описал Иван Тургенев в своем рассказе «Муму». В основу рассказа легла реальная история. Прототипами главных героев рассказа являются хорошо знакомые Тургеневу люди: его мать и дворник Андрей, некогда живший в их доме. Происходило же все описанное в доме № 37 на улице Остоженка, по сей день существующем в Москве.Много лет назад в дальней господской деревне Сычево жил глухонемой от рождения мужик, по имени Андрей. Но приметила его барыня (маменька Варвара Петровна), восхитилась гвардейским его ростом и медвежьей силой, пожелала иметь того гвардейца у себя при московском доме в дворниках. Пусть колет дрова для кухни и комнат, возит в бочке воду из Александровского фонтана, обхаживает и сторожит барский двор. Ни у кого не будет во всей Москве такого гиганта-дворника, как дворник у вдовы полковника Екатеринославского полка. А что нем да глух как пробка — и того лучше! Для мужика городская работа — легкая, скучная. Но вот жил и жил Андрей, словно б не жалуясь, при барыне до самой ее смерти, службу справлял аккуратно, госпожу свою уважал, ни в чем ей не перечил.Однажды приглянулась немому тихая дворовая девушка, а барыня, зная это, рассудила отдать ее замуж за другого — он это стерпел. И собачонку свою, по кличке Муму, любимицу, из речки Фонтанки как-то зимою, отраду и утешение, безропотно утопил сам, коли барыня приказала.Уж как он там с нею прощался, с собачонкой, как топил, неизвестно. А только с той поры ни разу не улыбнулся Андрей, подарки от госпожи принимал хмуро, как каменный, а на собак не глядел, отворачивался. По смерти же барыни так же хмуро, без благодарности принял он вольную да и ушел куда-то на Русь.
Забавный случай из жизни Однажбы я решил погулять с друзьями. Мы с друзьями долго думали куда пойти, и решили пойти в торговый центр. И мы все взяли с собой деньги. Деньги мы отдали своему другу его звали Дима. Он положил деньги в куртку ,он был один в куртке. Мы ходили по магазинам смотрели различные вещи, а наш друг Дима устал и решил посидеть на скамейке . он снял куртку сел по удобнее и начал ждать пока его друзья прийдут. И тут он видит его друзья уже пошли , и вспешке он забыл свою куртку с деньгами. Они увидили интересный магазин с товорами для быта . Они пошли в магазин и выбрали себе по интересной вещицы. Ну вот они пошли на кассу покупать выбранные ими вещи. Ребята говорят Диме : давай деньги , он похватился искать деньги но он их не обнаружел.
Молодой отец строго выговаривает четырёхлетней дочке за то, что она выбежала во двор без спросу и едва не попала под машину. вполне серьёзно говорит он крохе, – можешь гулять, но поставь в известность меня или маму. Сие – не выдумка фельетониста, но подлинный, ненароком подслушанный разговор. Или серьёзно пишут в статье о работе экипажа космической станции: «Производился забор (!) проб выдыхаемого воздуха». Этот забор не залетел бы в космос, если бы не стеснялись сказать попросту: космонавты брали пробы. Но нет, несолидно! Слышишь, видишь, читаешь такое – и хочется снова и снова бить в набат, взывать, умолять, уговаривать: БЕРЕГИСЬ КАНЦЕЛЯРИТА! Это – самая распространённая, самая злокачественная болезнь нашей речи. Когда-то редкостный знаток русского языка и чудодей слова Корней Иванович Чуковский заклеймил её точным, убийственным названием. Статья его так и называлась – «Канцелярит», и прозвучала она поистине как SOS. Не решаюсь сказать, что то был глас вопиющего в пустыне: к счастью, есть рыцари, которые, не щадя сил, сражаются за честь Слова. Но, увы, надо посмотреть правде в глаза: канцелярит не сдаётся, он наступает, ширится. Это окаянный и зловредный недуг нашей речи. Быстро разрастаются чужеродные, губительные клетки – постылые штампы, которые не несут ни мысли, ни чувства, ни на грош информации, а лишь забивают и угнетают живое, полезное ядро. Мы настолько отравлены канцеляритом, что порою начисто теряем чувство юмора.В сотый раз спросим себя: кто же должен прививать людям вкус, чувство меры, бережное отношение к родному языку? А заодно – и уважительное отношение к человеку, с которым разговариваешь? Кто, если не мы?
