Звезды еще сверкали остро и холодно, но небо на востоке уже стало светлеть. Деревья понемногу выступали из тьмы. Вдруг по вершинам их сильный свежий ветер. Лес сразу ожил, зашумел полнозвучно и звонко. Свистящим шепотом перекликнулись между собой столетние сосны, и сухой иней с мягким шелестом полился с потревоженных ветвей.
Ветер стих внезапно, как и налетел. Деревья снова застыли в холодном оцепенении. Сразу стали слышны все предутренние лесные звуки: жадная грызня волков на соседней поляне, осторожное тявканье лисиц и первые, еще неуверенные удары проснувшегося дятла, раздававшиеся в тишине леса так музыкально, будто долбил он не древесный ствол, а полое тело скрипки.
Снова порывисто шумнул ветер в тяжелой хвое сосновых вершин. Последние звезды тихо погасли в посветлевшем небе. Само небо уплотнилось и сузилось. Лес, окончательно стряхнувший с себя остатки ночного мрака, вставал во всем своем зеленом величии. По тому, как, побагровев, засветились курчавые головы сосен и острые шпили елей, угадывалось, что поднялось солнце и что занявшийся день обещает быть ясным, морозным, ядреным.
Стало совсем светло. Волки ушли в лесные чащобы переваривать ночную добычу, убралась с поляны лисица, оставив на снегу кружевной, хитро запутанный след. Старый лес зашумел ровно, неумолчно. Только птичья возня, стук дятла, веселое цвиканье стрелявших меж ветвей желтеньких синиц да жадный сухой кряк соек разнообразили этот тягучий, тревожный и грустный, мягкими волнами перекатывающийся шум.
Сорока, чистившая на ветке ольховника черный острый клюв, вдруг повернула голову набок, прислушалась, присела, готовая сорваться и улететь. Тревожно хрустели сучья. Кто-то большой, сильный шел сквозь лес, не разбирая дороги. Затрещали кусты, заметались вершины маленьких сосенок, заскрипел, оседая, наст. Сорока вскрикнула и, распустив хвост, похожий на оперение стрелы, по прямой полетела прочь.
Из припудренной утренним инеем хвои высунулась длинная бурая морда, увенчанная тяжелыми ветвистыми рогами. Испуганные глаза осмотрели огромную поляну. Розовые замшевые ноздри, извергавшие горячий парок встревоженного дыхания, судорожно задвигались.
Старый лось застыл в сосняке, как изваяние. Лишь клочковатая шкура нервно передергивалась на спине. Настороженные уши ловили каждый звук, и слух его был так остер, что слышал зверь, как короед точит древесину сосны. Но даже и эти чуткие уши не слышали в лесу ничего, кроме птичьей трескотни, стука дятла и ровного звона сосновых вершин.
Слух успокаивал, но обоняние предупреждало об опасности. К свежему аромату талого снега примешивались острые, тяжелые и опасные запахи, чуждые этому дремучему лесу. Черные печальные глаза зверя увидели на ослепительной чешуе наста темные фигуры. Не шевелясь, он весь напружился, готовый сделать прыжок в чащу. Но люди не двигались. Они лежали в снегу густо, местами друг на друге. Их было очень много, но ни один из них не двигался и не нарушал девственной тишины. Возле возвышались вросшие в сугробы какие-то чудовища. Они-то и источали острые и тревожащие запахи.
Испуганно кося глазом, стоял на опушке лось, не понимая, что же случилось со всем этим стадом тихих, неподвижных и совсем не опасных с виду людей.
Внимание его привлек звук, послышавшийся сверху. Зверь вздрогнул, кожа на спине его передернулась, задние ноги еще больше поджались.
Однако звук был тоже не страшный: будто несколько майских жуков, басовито гудя, кружили в листве зацветающей березы. И к гуденью их примешивался порой частый, короткий треск, похожий на вечерний скрип дергача на болоте.
А вот и сами эти жуки. Сверкая крыльями, танцуют они в голубом морозном воздухе. Снова и снова скрипнул в вышине дергач. Один из жуков, не складывая крыльев, метнулся вниз. Остальные опять затанцевали в небесной лазури. Зверь распустил напряженные мускулы, вышел на поляну, лизнул наст, кося глазом на небо. И вдруг еще один жук отвалил от танцевавшего в воздухе роя и, оставляя за собой большой, пышный хвост, понесся прямо к поляне. Он рос так быстро, что лось едва успел сделать прыжок в кусты — что-то громадное, более страшное, чем внезапный порыв осенней бури, ударило по вершинам сосен и брякнулось о землю так, что весь лес загудел, застонал. Эхо понеслось над деревьями, опережая лося, рванувшегося во весь дух в чащу.
Медленно, осторожно ступая мягкими лапами, под которыми с хрустом проваливался сухой и крепкий наст, зверь направился к неподвижной, вбитой в снег человеческой фигуре...
Его врагом была пошлость, и он всю жизнь боролся с ней» (М. Горький)
(По творчеству А. П. Чехова)
Чехов хотел, чтобы у каждого человека были высокие нравственные идеалы, чтобы каждый воспитывал себя: избавлялся от недостатков, повышал культуру. «В человеке должно быть все прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли», — говорил он. Сам Антон Павлович был замечательным человеком. Все, кто знали его, восхищались его спокойным, необыкновенно отзывчивым и честным характером, умением хорошо повеселиться и плодотворно поработать, желанием как можно больше сделать в жизни. Высшим злом Чехов считал ложь. Он писал брату: «Не лгать даже в пустяках. Ложь оскорбительна для слушателя и опошляет его в глазах говорящего». И самое важное условие, чтобы не прожить обывателем, скучной мещанской жизнью, не погрязнуть в пошлости, — честный творческий труд. «Надо поставить свою жизнь в такие условия, чтобы труд был необходим. Без труда не может быть честной и радостной жизни», — учил этот великий гуманист.
До конца своей короткой жизни, зная, что смертельно болен, Антон Павлович Чехов учил доброму, чистому, вечному, учил быть человеком и в хорошем, и в плохом — в любой ситуации, учил личным примером и творчеством.
Проблема человека, выпадающего из общего строя жизни, протестующего против пошлости, — одна из ведущих проблем творчества писателя.
Так, в вышеупомянутом рассказе «Попрыгунья» Антон Павлович повествует о докторе Дымове, самоотверженно преданном делу служения людям, своему делу врача. Его жизнь — контраст с пустой, никчемной жизнью Ольги Ивановны, ее друзей и поклонников. Дымов умирает, но «беспощадная пошлость ни тени положить не успела на нем».
Против пошлости борется Чехов и в рассказе «Учитель словесности». «Учитель словесности» — рассказ о том, как мир мещанского счастья, обыденности и ничтожества убивает в человеке чувства, разрушает любовь. И Никитин старается преодолеть злой мир, но не гибнет духовно, а, напротив, «…ему страстно, до тоски, вдруг захотелось в… другой мир…».
Показывая, как страшна сила мещанской обыденности, грозящая уничтожить или разрушить духовное начало в людях, Чехов «всю жизнь боролся с ней», утверждал «другой мир» — мир любви, красоты, труда, счастья, жизни.
Единственная вера Чехова — вера в творческое начало человеческого духа, которая поддерживает людей в их существовании, дает силы противостоять обыденности, пошлости. удачи!
2 МАМА ПРИШЛА из магазина и купила бананы .
3 СЕГОДНЯ БУДЕТ 7 уроков .
1 пов., не воскл., прост .
2 пов ., не воскл. ,прост.
3 пов.,не воскл .,прост.
то что я выделила большими буквами это основа предложения т.е сущ. и глаг.