Я сижу на берегу моря, любуюсь прекрасным пейзажем, который научил меня радоваться жизни, любить её такой, какая она есть, с улыбкой и любовью встречать каждый день. Сейчас мне вспомнился тот день, когда я в первый раз, опять поссорившись с родителями и накричав на маленького братишку, решила пойти прогуляться к реке. Тогда было лето, на берегу благоухали разноцветные цветы, а солнце сияло так, что заливало своим светом чуть волнующуюся гладь реки. Кругом была зелень и радость. Казалось, что радуется всё: и птички, насвистывающие свои беззаботные песенки, и кузнечики, весело стрекочущие в траве, и рыбки, плещущиеся в воде. Одной мне было грустно и тоскливо. В тот день я шла по берегу быстрым шагом, не замечая всю эту красоту, окружавшую меня, и думала: «Почему у всех в жизни всё так хорошо, одна лишь я несчастна? Почему для меня никак не найдётся дела, которое было бы мне интересно? Зачем я каждый день делаю по привычке все эти однообразные бессмысленные дела? Неужели в этом и есть смысл всей нашей жизни?». Мне тогда так хотелось быть счастливой, жить интересной и наполненной смыслом жизнью. Я уже давно находилась в праздном ожидании какого-то чуда, которое должно само собой прийти в мою жизнь и изменить её в лучшую сторону. Но оно все не приходило и т.д.
Задами пробрался я к нашему дому. Мне хотелось первой встретить бабушку, и оттого я не пошел улицей. Старые, бескорые жерди на нашем и соседнем огородах осыпались, там, где надо быть кольям, торчали подпорки, хворостины, тесовые обломки. Сами огороды сжало обнаглевшими, вольно разросшимися межами. Наш огород, особенно от увалов, так сдавило дурниной, что грядки в нем я заметил только тогда, когда, нацепляв на галифе репьев, пробрался к бане, с которой упала крыша, сама баня уже и не пахла дымом, дверь, похожая на лист копирки, валялась в стороне, меж досок проткнулась нынешняя травка. Небольшой загончик картошек да грядки, с густо занявшейся огородиной, от дома полотые, там заголенно чернела земля. И эти, словно бы потерянно, но все-таки свежо темнеющие грядки, гнилушки слани во дворе, растертые обувью, низенькая поленница дров под кухонным окном свидетельствовали о том, что в доме живут. Враз отчего-то сделалось боязно, какая-то неведомая сила пригвоздила меня к месту, сжала горло, и, с трудом превозмогши себя, я двинулся в избу, но двинулся тоже боязливо, на цыпочках.
