Дачный поселок расположился на песчаной горе у самого моря. За деревянными домиками раскинулся сосновый бор. Внизу, под горой, серая лента шоссе. По одну её сторону заросли малины, черёмухи. По другую − песок, зелено-голубая осока, источенные водой камни и море.
Море неспокойное, но прекрасное. Оно волнуется, вздыхает. Это ветер треплет его пенистые волны, и они выплёскиваются на берег. А бывает, заспорит (возможно: заспорят(3)) о чем-то море с ветром. Тяжёлые валы нальются безысходной яростью, заревут, загрохочут.(4) Словно желая их приободрить, загудят на горе́ сосны: они ведь тоже с неистовым ветром не ладят.
Но чаще всего море спокойно и блестит, будто его начистили. В такие дни виден Кронштадт. Он за горизонтом, и поэтому кажется, что трубы судоремонтных верфей выходят прямо из воды.
Дачный поселок расположился на песчаной горе у самого моря. За деревянными домиками раскинулся сосновый бор. Внизу, под горой, серая лента шоссе. По одну её сторону заросли малины, черёмухи. По другую − песок, зелено-голубая осока, источенные водой камни и море.
Море неспокойное, но прекрасное. Оно волнуется, вздыхает. Это ветер треплет его пенистые волны, и они выплёскиваются на берег. А бывает, заспорят о чем-то море с ветром. Тяжёлые валы нальются безысходной яростью, заревут, загрохочут. Словно желая их приободрить, загудят на горе сосны: они ведь тоже с неистовым ветром не ладят.
Но чаще всего море спокойно и блестит, будто его начистили. В такие дни виден Кронштадт. Он за горизонтом, и поэтому кажется, что трубы судоремонтных верфей выходят прямо из воды.
