Дом мальчика стоял лицом к реке, зависая окнами и завалинкой над подмытым крутояр, см, заросшим шептун-травой. К правой стороне дома премыкал горотьбою огород косо идущий вдоль лога. По чуть приметной ложбине вода проникала под жерди заднего прясла и заполняла яму, из которой когда -то брали землю на хозяйственные надобности. В яме-бочажине, если год бывал незасушливый, вода кисла до заморозков, лёд на ней получался провально черный. Летом бочажина покрывалась ряской, проростала вдоль и поперёк зелёной чумой, и только лягушки и водяные жуки обитали здесь. Иной раз прилетал чистоплотный куличик и возмущённо, снисходительно говорил: «Как вы тут живёте? Тина, вонь, запущенность».
С гор наползали, цепляясь за колья огорода, лезли на жердочки нити повелики, хмеля и делушкинных кудрей. Попадались и незабудки, розовые каменные лютики и, конечно, осока резун. Как без неё обойдёшься?
Огородные межи плугом не теснили пространства хватало всем, хотя горы и прижали бечевкой деревушку к самой реке. Семья мальчика придерживалась правила; "Не живи с сусеками, а живи с соседями», и от дома и усабы, рядом стоящих, горотьбой себя не отделяла.
Случалось, мальчик искал в межблудную цепушку, Густо жужали в межах шершни, осы и даже пчелы; висели там гнёзда, как-будто из обгарелых плёнок слепоенные. В них капошилось что-то, издавая шорохи и зудящий звон. Непобедимое мальчишеское любопытство заставило как-то ткнуть удилищем в это загадочное сооружение. Что из этого получилось - лучше не вспоминать.
Баня нисходила в лог, выпадая из жердочек, точно старая лошадёнка из худой упряжки, и только заросли бурьяна, подпёршие баню со всех сторон, казалось, не давали ей укатиться под уклон.
На хорошем, пусть и диковатом приволье располагалось родное подворье мальчика, и небогато, но уверенно жилось в нём большой, разнокалиберной семье. Народ в семье был песенный, озороватый, размашистый, на дело и потеху гораздый.
Объяснение:
Короче, как смогла, так и исправила все. Может быть не точно в некоторых местах, но а так всё нормально. В следующий раз, просто скопируй текст и вставь, а не набирать через голосовое.
Вызрел ковыль. Степь на многие версты оделась колышущимся серебром. Ветер упруго приминал его, наплывая, шершавил, бугрил, гнал то к югу, то к западу сизо-опаловые волны. Там, где пробегала текучая воздушная струя, ковыль молитвенно клонился, и на седой его хребтине долго лежала чернеющая тропа.
Отцвели разномастные травы. На гребнях никла безрадостная выгоревшая полынь. Короткие ночи истлевали быстро. По ночам на обугленно-черном небе несчетные сияли звезды; месяц — казачье солнышко, темнея ущербленной боковиной, светил скупо, бело́; просторный Млечный Шлях сплетался с иными звездными путями. Терпкий воздух был густ, ветер сух, полынен; земля, напитанная все той же горечью всесильной полыни, тосковала о прохладе. Зыбились гордые звездные шляхи, не попранные ни копытом, ни ногой; пшеничная россыпь звезд гибла на сухом, черноземно-черном небе, не всходя и не радуя ростками; месяц — обсохлым солончаком, а по степи — сушь, сгибшая трава, и по ней белый неумолчный перепелиный бой да металлический звон кузнечиков.
А днями — зной, духота, мглистое курево. На выцветшей голубени неба — нещадное солнце, бестучье да коричневые стальные полудужья распростертых крыльев коршуна. По степи слепяще, неотразимо сияет ковыль, дымится бурая, верблюжьей окраски, горячая трава; коршун, кренясь, плывет в голубом, — внизу, по траве неслышно скользит его огромная тень. Суслики свистят истомно и хрипло. На желтеющих парных отвалах нор дремлют сурки. Степь горяча, но мертва, и все окружающее прозрачно-недвижимо. Даже курган синеет на грани видимого сказочно и невнятно, как во сне.
Объяснение:
Надеюсь